Целесообразность человека. Часть 6.

Часть шестая. От Саргона до Сталина. Рассказывает Вячеслав Иванов, антрополог, лингвист, семиотик.

12.09.2012

Я долго думала, с чего начать эту часть, и наконец решила начать ее с такого персонажа, как Саргон. Это такой первый всемирный Гитлер, Атилла и Чингисхан в одном флаконе, который в ХХІV в. до н.э. завоевывает почти все города Месопотамии. Датировочный список Саргона выглядит так: «год, когда Саргон уничтожил Урук», «год, когда Саргон уничтожил Элам», «год, когда Саргон уничтожил Мари»…

Саргон основал свою столицу — Аккад — в месте, которое было не связано с древними священными и торговыми городами, их традициями и ритуалами.

Последние годы правления Саргона были отмечены голодом и нищетой. После смерти Саргона империя немедленно взбунтовалась. Личность Саргона на протяжении последующих двух тысяч лет вдохновляла всех прочих завоевателей — Хаммурапи, ассирийцев и пр.

(Продолжение. Начало в № 91, 92, 93, 95, 99)

— В предыдущей части беседы мы говорили о городе Урук, которым сначала управляло народное собрание. Урук был уничтожен Саргоном. Другой город, который был уничтожен Саргоном, — это Эбла.

Давайте, собственно, начнем эту часть с разговора об Эбле.

— Эбла — это первый пример большого торгового финансового города. Это город, а не государство. Как важнейший город своего времени он существовал с 2800 до 2400 года. В расцвет Эблы в ней жило не менее 250 тыс. человек, такого огромного города Древний Восток тогда не воздвигал. Что интересно, по-видимому, в городе совсем не было армии.

Город в 250 тыс. жителей мог иметь большую армию, у него было достаточно жителей, чтобы их вооружить. Но армии не было, пытались обойтись наемниками. В Эбле раскопан гигантский клинописный архив с большим количеством текстов полунаучного содержания типа энциклопедии, со словарями на двух или более языках. Хозяйство было основано на торговле текстилем, причем текстиль производился не только в Эбле, а в более чем 100 других городах Сирии.

Сейчас найден очень интересный текст о гибели Эблы.

Согласно тексту, в городе был традиционный обряд отпускания раба на волю. Весь город был должен участвовать в этом ритуале, а решение о его проведении принимал совет города. И вот на совете города главный администратор (город, конечно, самоуправлялся, но в нем был и главный администратор, его титул по-шумерски отличается от титула царя в других городах) настаивает на отмене этого закона. Ему говорят, что боги рассердятся, он не послушался, и город был разрушен богами. Капитализм современного типа, по моим предварительным наблюдениям, трижды приводил к полной гибели — в Эбле, в Риме и в Древнем Китае эпохи Сун.

— Но капитализм умирает не от капитализма. Он умирает от узурпаторов или завоевателей, а чаще одна болезнь влечет другую.

— Я думаю, что кроме внутренних причин (в частности, недостаточности или полного отсутствия использования уже имеющихся ресурсов, природных и интеллектуальных) важны были и внешние. Кстати, о Саргоне: довольно любопытно, что кроме славословий в его честь пишется и сатира — в староассирийской торговой колонии Каниш в Малой Азии на литературном староассирийском языке сочиняют пародию на эти славословия. Так что кроме движения к тоталитаризму есть и обратное.

— А чем, кстати, объясняется такая жестокость? В чем был экономический смысл того тотального уничтожения, которым занимался Саргон и все его подражатели, от Хаммурапи до ассирийцев?

— В легендарной истории детства Саргона, похожей на судьбу Эдипа (ребенка с больными ногами, которого чуть не бросили и чуть не загубили), психоаналитик нашел бы внутренние поводы для ожесточения. Есть люди, которым нравится разрушать. Вы знаете, когда я был в Киевской Софии, я видел там фрески домонгольского периода, сбитые со стен ударами кнутов. Они сбиты на высоту кнута. Вот этот монгольский погонщик, который сбивал кнутом фрески, — у него же ведь не было задания. Ему это просто нравилось.

Мой отец, Всеволод Иванов, в одном из писем из Поволжья рубежа 20-х и 30-х годов рассказывал, что видел нужник, построенный из икон. Зачем строить нужник из икон? Я думаю, затем же, зачем разрушать Эблу.

Хотя надо оговориться, что эти канонические формулы — «Я стер с лица земли то, то и то» — иногда преувеличены. Уничтожается часто именно город — его стены, традиции и свободы. А людей обращают в рабов и селят в другом месте.

— Итак, только в 3-м тысячелетии до н.э. — то есть спустя 7 тыс. лет после неолитической революции и 5 тыс. лет после появления первых городов — в города Междуречья приходит классическая восточная деспотия, в том виде, в котором ею ужасается Геродот. Ужасному деспотическому Востоку понадобилось всего-то 5 тыс. лет, чтобы пройти путь от самоуправления до тоталитаризма. Думаю, что многие современные демократии имеют шанс управиться быстрее. Итак, как устроен этот новый тоталитарный Восток?

— Главный марксист, который пытался понять этот вопрос, — это Карл Виттфогель (фундаментальный труд Виттфогеля —  Oriental Despotism: a comparative Study of Total Power — был опубликован на английском в 1957 г. — Ю. Л.). Его книга посвящена целиком социальной структуре Древнего Востока, а также России Сталина и тому, как эта социальная структура связана с искусственным орошением.

Действительно, основная часть больших цивилизаций, — уже цивилизаций, где города превращены в объединения городов, — существует у великих рек. Это то, о чем писал наш ученый Мечников, брат нашего великого биолога, в своей книге «Цивилизации и великие реки». Книга была сначала опубликована по-французски, потому что Мечников был народовольцем, бежал в Париж и стал там учеником и другом Элизе Реклю, который издал книгу после смерти автора в 1889 г. со своим сочувственным предисловием.

Идея Мечникова хорошая. Похоже, что Урук, Ур и другие — это города, возникшие рядом с системами каналов больших рек. Что требовалось от государства? Очень сложная бюрократическая система. Чтобы функционировала система орошения, чтобы чистить каналы, следить, чтобы вода доходила до определенного места. Это в принципе отличается, к примеру, от Европы, где дождь падал сверху и никакой государственной власти для распределения воды не требовалось (хотя в микенской Греции как будто можно найти следы терминов искусственного орошения древневосточного типа).

— Ну вот тут-то Виттфогелю и возражу. Во-первых, в Европе тоже были места, где без координации земляных работ по части воды не обойтись, — например Голландия.

Как-то они при этом управились без фараонов. Во-вторых, мы как раз и говорим о том, что классическая восточная деспотия приходит на Древний Восток спустя 5 тыс. лет после появления первых городов. Начинать историю Древнего Востока с Саргона или Ур-Намму, основателя одной из самых тоталитарных в мире Третьей династии Ура, — это все равно что начинать историю Европы с Гитлера и Сталина. И в этом смысле практический вопрос: насколько хорошо была развита в Уруке ирригационная система еще в тот момент, когда тот был республикой?

— Урук — это город, где сперва налаживается довольно хорошая локальная система искусственного орошения, но потом, по мере того, как возникают уже не города, а протяженные государства, она становится громоздкой и влечет за собой много неприятностей.

Вообще все эти ирригационные государства погибают.

Например, пустыни Средней Азии — это результат деятельности ирригационных империй, что подтверждено аэрофотосъемкой. Происходит засоление почвы, вся система распадается. Египет в этом смысле лучше был устроен и дольше продержался потому, что там естественные разливы Нила.

— Ну вот Египет. С учетом разливов Нила ребята имели самое производительное, до Либиха, земледелие, строили самые большие пирамиды и из тоталитарных деспотий продержались дольше всех. Причем каждый, кто его завоевывал, — оегипичивался. Макс Вебер в своей «Аграрной истории Древнего мира» описывает, как в IV в. нашей эры римская провинция Египет функционировала в точности как при фараонах: большая часть зерна собиралась в рамках госпоставок и увозилась в империю для раздач народу в рамках тогдашнего велфера. Вебер полагал, что подобный процесс обюрократил весь Рим, и предсказывал, что та же судьба может постигнуть современную ему Европу. Что фараоны создали кроме пирамид на эти свои ило-доллары?

— Египет — это место, где многое было впервые развито и, может быть, даже впервые придумано. Покойный Арнольд считал, что всю математику придумали египтяне.

— Даже дифференциальное счисление?

— В одном из египетских папирусов (московском, хранящемся в Пушкинском музее и изученном Тураевым и Струве) содержится формула вычисления объема усеченной пирамиды…

— Мне всегда казалось, что древнеегипеткая математика отличалась от Пифагоровой тем, что не была абстрактна.

Грубо говоря, они строили пирамиды и знали, что если взять трех рабов и веревку, то можно расставить рабов так, что сумма квадратов двух отрезков веревки будет равна квадрату третьего отрезка. И только Пифагор догадался, что это верно не относительно рабов и веревки, а относительно углов и отрезков.

— Не очень ясно. В Египте есть понятие множества в современном смысле слова, у них есть уравнения с неизвестными. В их текстах можно прочитать фразы вроде: «Как будет именоваться это множество?» Это кажется цитатой из современного математика.

Очень противоречивая и сложная фигура — Эхнатон, о котором обычно говорят, что он пытался ввести в Египте единобожие и поклонение богу Солнцу. На самом деле тексты, в которых он объясняет, почему важно поклоняться Солнцу, выглядят довольно современно. Он мало прибегает к трансцендентным аргументам, а пишет, например, чем Солнце важно для жизни биосферы.

Вы знаете, что у Эхнатона было такое Министерство Правды, как у Оруэлла, надписи постоянно редактировались. И вот в поздний период Эхнатона он систематически изымал слово «Бог» из текстов, посвященных Солнцу.

— А Китай? Наш взгляд на Китай сформирован «Ши цзи»: из нее следует, что Китай всегда был государством (а не городом), всегда управлялся царями, и самой ранней династией была Ся, правившая в 3-м тыс. до н.э. Как следствие — вопрос. В Китае тоже были священные города, которые потом стали торговыми, а потом были завоеваны?

— Я думаю, что нет. Похоже, что в Китае с самого начала было тяготение к тому, чтобы истолковать царя как воплощение заботы о человеке внутри единого общества, понимавшегося наподобие расширенной семьи, эту сторону раннего китайского понятия «вэнь-ван» — «царь, символ человечности и культуры» изучал наш крупный синолог Рубин, умерший в эмиграции в Израиле (см. его посмертную книгу: Рубин В.А. Личность и власть в Древнем Китае. Собрание трудов. М.: Издательская фирма «Восточная литература», РАН, 1999. — Вяч. Вс. Иванов).

— То есть Египет и Китай — это два исключения из ближневосточной модели «священный город — торговый город — протяженное царство», что в общем-то понятно, потому что оба они на несколько тысяч лет отстоят во времени и пространстве от истоков городской революции, и до них довольно долго добирались в походном порядке с военным вождем во главе?

— Китайские археологи настаивают на очень раннем появлении письменности в Китае, задолго до иньских надписей на костях, где уже во 2-м тысячелетии до н.э. есть царь — военный предводитель, главный бюрократ и деспот. Я допускаю, что до этого древняя китайская культура не знала такого типа деспотии, но данных об этом не хватает.

— Мы говорили о городах как следствии неолитической революции и совсем забыли о другом ее следствии — о кочевниках. Когда появляется кочевник как тип цивилизации?

— Одомашненный верблюд (один из тех двух типов, которые установлены зоологами) как будто появляется не раньше 3-го тыс. до н.э, и мы точно знаем, как его называли. Это то же слово, которое мы слышим в имени «Заратуштра». «Зарат» по-ирански —  «золото», «Заратустра» — «имеющий золотых верблюдов». В санскрите верблюд — «уштра», в ассирийском — «ушту», потом улт (диалектная форма, перешедшая и в урартский и позднее — в  древнеармянский). От Индии до Ирана он называется одним именем, и появление его важно тем, что это животное очень удобно для ближневосточного климата.

Другое животное кочевников — это осел, что звучит немного смешно, потому что сейчас мы под кочевниками понимаем что-то более солидное. Но на ослах издалека везли олово, чтобы плавить из смеси с медью бронзу.

Но самое главное животное кочевников — это лошадь. Генетики уверяют, что лошадь одомашнивали несколько раз, но, может быть, это касается разных пород эквидов. Похоже, что главное место и время одомашнивания лошади — это 4 тыс. лет до н.э., граница лесостепи, такие места, как Хвалынск (город в Саратовской области на берегу Волги. — Ю. Л.), и особенно Ботай в Северном Казахстане.

— Кто одомашнил?

— Енисейцы. Они в это время жили в этих местах, и названия рек Северного Казахстана — большей частью енисейские. Названия рек вообще сохраняют древнюю этническую принадлежность лучше, чем другие термины. (Ср. названия рек в США — Миссисипи, Потомак, — притом что от языка американских индейцев в американском английском нет ничего. — Ю. Л.). Енисейское название лошади неотличимо от раннего индоевропейского.

Ботай — это место, где вся культура основана на лошади. 90% стада — это лошади, даже собаки мало что значат. Лошадь становится очень важной для таких народов, как уральцы, которые заимствуют ее у енисейцев, или у издавна c ними контактировавших иранцев, и распространяются с севера Евразии до севера Европы на лошадях.

— Минуточку. Финно-угры покоряют север Евразии на лошадях, точно так же, как восток и юг на лошадях покоряют индоевропейцы?

— Позднее на Севере как транспортное животное использовали оленей (у «горноалтайских скифов» на ритуально погребенных конях — оленьи маски), а мои знакомые — кетские шаманы ездят в основном на собаках.

— А тогда в чем же было преимущество индоевропейцев?

— Колесницы. Индоевропейцы воспользовались хорошими техническими изобретениями, возможно, сделанными другими народами. 3-е тысячелетие до н.э. — это период, когда возникают колесные повозки и в них впрягают домашних лошадей. Часть изобретений начинают использовать в военных целях. Это то, что погубило Микены. Довольно богатые, хорошо развивающиеся общества мало занимались военной стороной и соответственно ограблением и закабалением больших других территорий. Пространство завоеваний индоевропейцев огромное — от Ирландии до Восточного Туркестана. Когда древнезападногерманское племя англосаксов, уже после конца римского владычества, отвоевывает Британию у кельтов, то два их короля носят имена Хенгест (кобыла) и Хорс (конь). У обоих «лошадиные» фамилии.

— И индоевропейцы в начале своей истории действуют, как позднее гунны. Это чума, которая разрушает всё. Гибнут без следа Варна, Мохенджо-Даро, Микены.

— 3-е тысячелетие до н.э. — это вообще время, когда колониальные захваты идут по всему миру. Это время Саргона Аккадского.

Если же говорить о Европе, то ее цивилизации испытали три волны кочевников. Первая — это индоевропейцы. Следующая — гунны, по-видимому, принадлежали к енисейским народам. Затем — тюрки и монголы, которые разрушили и завоевали всё от Китая до Балкан, — это алтайские народы. Судя по всему, древние носители алтайских языков после того, как отделились от более юго-западной ностратической прародины, жили в верховьях Енисея: там или поблизости, в теперешнем Северном Китае, жили другие алтайские предки монголов, тунгусов, маньчжуров, а также пракорейцы и праяпонцы.

— Индоевропейцы были и среди волн завоевателей, раз за разом разорявших Древний Восток. К ХVІІ в. до н.э. хетты завоевывают Хаттусу и хвастаются на канонический манер Саргона, что на ее руинах растут сорняки. Но все-таки через поколение хеттское царство учреждает в Хаттусе столицу. И поскольку хеттская империя — это одна из первых империй, созданных индоевропейцами, давайте поговорим о ней подробнее. Тем более что вы — один из немногих людей, которые сейчас знают хеттский язык.

— У нас в Лос-Анджелесе регулярно собирается клуб, в который входит несколько профессоров (один из них — эстонец, дома у него мы и встречаемся), знающих этот язык, в этом смысле он — один из более чем 200 языков этого современного города. Хетты владели монополией на секрет выплавки железа, который охранялся ими, как в наше время охраняются ядерные технологии, но выплавлять железо научились не они — это сделали покоренные ими хатты (их язык близок к сино-кавказским). Большая часть хеттских текстов — переводные.

В хеттский парламент, панкус (pankus), входили все способные носить оружие, и в одном из текстов говорится, что если царь очень безобразничает и убивает кого-то из своего рода, то панкус имеет право созвать суд и судить этого царя. Хеттская империя погибла, когда начались нашествия народов моря. У хеттов была не очень творческая культура, как и в Риме (многими чертами напоминающем теперешнюю Америку). Культура, которая умеет создавать империи и дороги.

— Как-то везде: на Древнем Востоке, в Греции, в Риме — всё начинается свободой, а кончается империями.

— На это вам ответит Фоменко, что это всё была одна и та же империя. Многие из них очень похожи и существовали примерно одинаковое количество лет. К примеру, хеттскую империю вполне можно сопоставить с Римом. Они похожи на Рим и существовали столько же, сколько Рим. Конечно, всё же эти империи образовались в разное время: их сходства определяются не тождеством, а характерным для истории человечества повторением одних и тех же черт в похожие интервалы времени (это пытался когда-то точно вычислить Велимир Хлебников, как поэт, увлекшийся ритмами истории). Из истории империй следуют очень грустные выводы в отношении ноосферы. Такие народы, как римляне или хетты, не вносят почти ничего своего в развитие ноосферы. Многое при этом уничтожают. Архимеда римляне убили, но ничего сопоставимого за всю свою историю Рим не успел породить.

Вообще получается, что во всей мировой истории периодов прорыва в будущее и озарений как-то мало, и они большей частью коротки, как Возрождение или наш Серебряный век.

— Итак, подытожим. С началом бронзы — 4-е тыс. до н.э., на Древнем Востоке возникают торговые города, которыми правит народное собрание и избирающийся на срок «лугаль».

Начиная с 3-го тыс. до н.э. на эти города, как мухи на мед, слетаются завоеватели. Их процветание и становится причиной их гибели. Свобода возрождается в Греции и умирает, когда после ряда завоеваний Греция превращается в Византию; свобода возрождается в итальянских средневековых городах, но их снова поглощают диктаторы и протяженные царства.

Так или иначе, социальная сфера отнюдь не развивается от деспотии к свободе. Почти каждый прорыв в ноосфере — процветание городов, колесницы, ирригация — становится причиной для социальной катастрофы, — хотя иногда эти катастрофы приводят к новым прорывам в ноосфере. В какое же время живем мы? Во время Саргона или во время прорыва?

— Я надеюсь, что мы живем во время прорыва, который наметился в самом начале XX века, и этот прорыв связан с выходом в космос. Знаменитый астрофизик и астроном ее величества сэр Мартин Риз (Sir Martin Rees) надеется, что некоторые из тех, кто живет сейчас на Земле, уже смогут жить на Марсе. Можно рассчитывать, что они избегут многих земных ошибок, быть может, начнут менять свое потомство для существования в чуждой среде. Мне кажется, что мы не случайно сегодня наблюдаем такой внезапный, не связанный с сиюминутными потребностями интерес к картинкам, которые Curiosity передает с Марса, или немаленькую очередь людей, готовых выложить 20 млн за то, чтобы побывать в космосе. Это внушает надежду.