В ЗАЩИТУ СМЕРТНОЙ КАЗНИ


Андрей Пелипенко
Тема смертной казни без сомнения продолжает быть актуальной. Даже после победы её противников, добившихся её фактической отмены, вопрос явно остаётся открытым и постоянно всплывает в общественном сознании. Наблюдая за «победителями», за их настроениями и интонациями трудно отделаться от ощущения, что они сами не очень верят в серьёзность своей победы. Силы самоубеждения явно не хватает, чтобы отделаться от ощущения эфемерности, суррогатности, а главное, некоей трудно формулируемой зыбкой противоестественности навязанного обществу порядка, который словно тонкая плёнка наложился на некий первичный, «неправильный» и ненавистный, но естественный и непоколебимый в своей естественности, порядок. Сладость победы не может не омрачиться ещё и тем обстоятельством, что общественная дискуссия проходила, мягко говоря, в не совсем равных условиях. Настоящего спора, собственно говоря, не было. Был, по сути, монолог одной стороны. Сторонником смертной казни либо вовсе не давали возможность высказать свои взгляды, либо чуть ли не буквально затыкали рот, либо специально подбирали оппонентов из числа наиболее одиозных, косноязычных и недалёких личностей, чтобы витийства речистых гуманистов на их фоне выглядели убедительнее. Отчасти цель была достигнута. Выступать за смертную казнь стало считаться неприличным и недостойным «интеллигентного» человека. И всё же есть в этом торжестве доморощенных гуманистов нечто от конфеты, съеденной под одеялом. Дело, однако, не в психологизме.

В моей статье я хочу последовательно и насколько это возможно, кратко опровергнуть основные аргументы «победителей» и показать, что отмена смертной казни в современно России не только глупость, но и преступление.
Первый и самый популярный аргумент – судебная ошибка. Подробно напоминать, о чём идёт речь, нет нужды. Этот аргумент всем известен. Нельзя казнить невинных. Согласен, нельзя. (Мало ли в мире делается того, чего нельзя). Однако, господа, где, в какой стране, в каком веке вы встречали зафиксированные законом нормы судебных наказаний заранее ориентированные на неправильность их применения. Это же абсурд! Если имеет место осуждение невинного, то это проблемы следственной и судебной системы, но никак не самой нормы закона! Представьте, куда можно дойти, если рассуждать таким образом: суд у нас неправый, следствие чёрт знает какое, поэтому давайте на всякий случай смягчим наказания, чтобы хоть как-то подогнать и компенсировать. Не идиотизм ли? И само собой, что при этом идиотизме суд будет становиться всё более неправым, а следствие ещё более диким. В этой логике, следовало бы отменить, к примеру, самолёты и автомобили, поскольку пилоты и водители тоже иногда совершают трагические ошибки.  Если ошибается судья, то и виноват судья, а не закон. И спрашивать надо с судьи, подгонять норму закона под моральные и профессиональные качества представителей исполнительной системы. Ибо не их уровень должен отражать закон, а состояние морально-правовых отношений в обществе. И в этом качестве закон должен быть неким твёрдым берегом, устойчивым полюсом ответственности для всех и, в том числе, для его служителей.
Кстати, об «ошибочках». Система у нас такая, что убийцы и другие опаснейшие для общества преступники, вместо того, чтобы сидеть, как положено по приговору суда по десять-пятнадцать лет, почему-то через год-два, а то и раньше, оказываются на свободе. И, разумеется, совершают новые преступления. В случае применения сметной казни вопрос был бы закрыт раз и навсегда. Так на чьей совести такого рода «ошибочки»? К тому же, об ошибках можно говорить в спорных случаях. А как быть с бесспорными? Со стопроцентно бесспорными? Такой поворот темы гуманистам не нравится, и они переходят к другим аргументам, среди которых один из излюбленных – псевдо богословский. Дескать, жизнь даётся человеку богом и общество не в праве её отнимать. Трогательный аргумент в обществе, состоящем из стихийных  язычников и религиозных конформистов. Если такая формулировка вызывает праведный гнев истинных христиан, то попрошу их согласиться хотя бы с таким очевидным фактом, что христианство есть всего лишь одна вера, а не вера всей страны, не говоря уже о всём человечестве. Впрочем, главное даже не это. Главное, что даже если бы божьи заповеди носили столь же непреложный, как в средневековье характер, то и тогда они не могли бы быть прямым руководством к действию в светском государстве. Такого не было нигде и никогда. В средневековых обществах, где к священному писанию относились не в пример серьезнее, чем в современной России, никому и в голову не приходило ограничивать практику лишения людей жизни нормами абсолютной религиозной нравственности. Представьте, к примеру, известную библейскую сентенцию «Не судите, да не судимы будете», начертанную над головами судей в соответствующем заведении. Но даже если условно принять вышеозначенный псевдо богословский тезис, то его развитие опять же приводит в неприятный для гуманистов логический тупик. Бог дал жизнь, но он же и дал всё остальное. В том числе и свободу, и ответственность. (Если не он, то кто?) И как же быть со свободой? Её тоже нельзя отнимать? Или всё-таки можно? И в каких случаях следует считать, что человеческая жизнь прервана именно богом? Прервём, однако, поток казуистических вопросов, на которые всё равно никто не возьмётся всерьёз отвечать. Отметим другое. Чувствуя шаткость кухонно-богословской почвы, гуманисты, проделывают следующий трюк: на место бога ставят государство. В таком подправленном виде их аргументация выглядит следующим образом: государство возникает из общественного договора, не предполагающего между гражданином и государством такого типа отношений, при которых государство вправе отнимать и гражданина жизнь, которую оно ему не давало. Железная логика! Здесь, по крайней мере, не нужно выворачиваться и объяснять, кто и зачем дал жизнь коровам и курам, которых мы едим, а также вирусу бубонной чумы, с которым мы все (и в том числе вегетарианцы) не очень хорошо уживаемся. Значит, государство – это продукт общественного договора? Эх, господа, вашими бы устами… Не будем углубляться в дебри истории и прослеживать генезис и типологию государства. Даже ликбезовских знаний на эту тему достаточно, чтобы увидеть, что не всё так просто и однозначно и легкомысленная экстраполяция современного состояния в прошлое чревато попаданием впросак.  Во всяком случае, в России, где государство и общество веками находятся в состоянии раскола и ползучей войны, ни о каком общественном договоре говорить не приходится. Соответственно, вся дальнейшая аргументация обессмысливается. Ну, нет в России ни гражданского общества, ни, как это не грустно, даже предпосылок для заключения общественного договора. Нет у нас граждан, есть подданные. И государство у нас не продукт общественного договора, служащий обществу, а полумистический фетиш, самопричинный и самодостаточный, существующий сам для себя и рассматривающий подданных, как свою собственность. И представлено это государство, кстати сказать, не самым достойным человеческим материалом. (Не люблю это выражение, но в данном случае, иначе не скажешь) Ага! –торжествуют  гуманисты. Так разве можно такому дикому варварскому государству давать возможность осуществлять смертную казнь? К сожалению, и можно и нужно. Ибо у нас нет не только другого государства, но и другого народа. Здесь важны два обстоятельства. Первое связано с тем, что над государством (каким угодно ублюдочным) нет никакой вышестоящей социальной инстанции. Так уж устроено человеческое общество. Никто не может извне государства устанавливать для него правила и границы и решить, что ему можно, а что нельзя. И когда возмущённый интеллигент говорит мне, что человек имеет право убивать другого, а государство права убивать не имеет, я спрашиваю: откуда Вы это взяли? В каких скрижалях это написано? Исторический опыт свидетельствует как раз об обратном. Именно государство присваивало себе право на применение социального насилия и лишения человека жизни. Покажите мне эту социальную инстанцию, чьи нормативные общественные регулятивы стоят над государством.
Второе обстоятельство вообще относится к числу, так сказать, полутабуированных. Все знают и понимают, что поскольку всякий народ достоин своих правителей, то и уровень дикости и варваризма государства напрямую отражает уровень дикости и варварства всего общества и, в широком смысле, народа. Вижу, как сжимаются зубы и кулаки интеллигентов-народопоклонников. Ничего, господа, потерпите! Да, закон, устанавливаемый государством, может и должен быть несколько гуманнее стихийно доминирующих в обществе отношений. Но насколько гуманнее? Если дистанция превышает критическую, то происходит разрыв. Закон, оказываясь неадекватен, просто перестаёт действовать. Его просто не воспринимают всерьёз. Ведь норма закона – это тоже язык культуры. И он может быть понятен или не понятен. Язык правовых норм зрелого либерализма современному российскому обществу, где цена человеческой жизни приближается к цене патрона, непонятен. (Почему – отдельная тема). Поэтому, либеральные нормы на уровне повседневной социальной практики устойчиво отторгаются. Чтобы решить свои проблемы, люди идут к бандитам, ибо в этом случае диалог между конфликтующими сторонами гарантированно будет проводится на общепонятном языке и решение будет радикальным. И это вполне нормально, для постсредневекового общества, живущего не по законам, а по договорённостям – понятиям. В этом контексте, навязывание обществу глубоко чуждых ему неолиберальных правовых установок выглядит печальным фарсом. «Но ведь надо же когда-то начинать!» – кричат оптимисты от неолиберализма. Да надо, но не с этого. Сначала надо, говоря кондовым языком советского учебника, как минимум, решить задачи буржуазно-демократической революции, а не камуфлировать средневековое бухарское правосудие институтом присяжных заседателей и с гордым видом строить из себя европейцев. Нельзя уподобляться герою китайской притчи, который от нетерпения тянул свои посевы вверх, чтобы они быстрее росли, и в итоге остался без урожая. Не тяните за уши незрелые варварские души к светлым вершинам неолиберальной морали! Урожая не будет! Имитативные формы демократии со временем переходят в действительные далеко не всегда и не везде. А вот эффект навязанного развития везде  и всегда приносит лишь печальные плоды. Вспомним, как в довоенном Афганистане, да и в советской Средней Азии насильно насаждались европейские порядки при полном отсутствии соответсвующего культурно-цивилизационного фундамента. И что там теперь? Однако не будем отклоняться от темы.
Есть одна удивительная особенность у отечественных интеллигентов (не путать с интеллектуалами), которые главным образом и состоят в рядах доморощенных гуманистов. Им наплевать на то, что государство как ненасытный молох пожирает и перемалывает сотни, тысячи, десятки тысяч жизнен своих подданных, делая это тысяча и одним способом. Для них главное, чтобы данное государством обязательство официально не убивать было непременно записано на бумаге! Ещё академик Павлов заметил, что русский реагирует не на реальность, а на слово. Дом будет гореть, но пока, кто-нибудь не крикнет «пожар», а ещё лучше, напишет это слово на бумажке, русский не пошевелится. Эх, господа гуманисты! Вы б так протестовали против изуверских условий в тюрьмах, где люди умирают в неисчислимых количествах! Известна ли вам настоящая статистика? Вы б так протестовали против садистской солдатчины и армейского беспредела. Кто ежедневно и ежечасно убивает ни в чём не повинных парней? Не то ли самое государство, которое «гуманно» взяло на себя обязательство не расстреливать убийц? (О Чечне вспоминать не буду) Вот бы где приложить весь ваш благородный пафос и всю вашу изощрённую демагогию и настырность. Но нет. На всё это вы реагируете довольно вяло и в суждениях больше унылого фатализма, чем желания бороться со злом и произволом. Кто то из моих оппонентов, в этом контексте, даже вспомнил пословицу, ставшую образцом сталинского цинизма: «Лес рубят – щепки летят». Да, щепки летят! Попробовал бы я вспомнить про эти щепки в споре о судебной ошибке!
Вам, господа, позарез необходимо, чтобы на бумаге было написано, что людей (неважно каких) не будут официально ставить к стенке и расстреливать. А неофициально… То чего нет на бумаге, в вашем сознании почему-то воспринимается как нечто гораздо менее реальное. (Об этом тоже стоило бы поговорить особо)
Когда главные аргументы исчерпываются, интеллигент-гуманист пытается неловко нанести удар ниже пояса, прибегая к пошлой достоевщине. «А ты (Вы) мог бы сам, своей рукой, казнить человека»? Предполагается, что в ответ я должен мяться, краснеть, бледнеть, прятать глаза и что-то стыдливо лепетать, увиливая от ответа. Отвечая на этот вопрос, я, прежде всего, возвращаю направленный ниже пояса кулак противника в допустимое направление, отмечая, что вообще-то темой обсуждения являются,  не мои личные моральные качества, а общественные проблемы и не надо смешивать темы дискуссии. Но уж если дотошному оппоненту всё же позарез надо узнать мою личную позицию, я говорю – да! Мог бы! К примеру, подонка, убивающего детей, чтобы вырезать и продать их органы, я бы расстрелял собственноручно. И не только. И нисколько муками совести не терзался бы. В ответ меня, как правило, с брезгливо-обиженным видом отлучают от когорты интеллигентов, к каковой, впрочем, я себя никогда и не причислял. 
А вообще, какая, собственно говоря, разница, мог бы или не мог бы. В обществе всегда есть люди, склонные к убийству. (Я, впрочем, к таковым не отношусь) Пусть лучше, эти люди реализуют свою не очень здоровую страсть на пользу обществу, официально казня преступников, чем сами совершают преступления. Это уже к вопросу о «трагедии палача» – одном из «мелких» аргументов моих оппонентов. Ах, бедные-несчастные! Какая страшная, морально тяжёлая работа! Какая психологическая травма! А кто их заставляет? Костлявая рука голода? Произвол начальства? Давайте не будем выдумывать проблемы на пустом месте, а лучше вспомним, сколько было добровольных палачей в сталинские времена. Какое рвение, какой энтузиазм, какая производительность! И ни каких моральных проблем! Думаете, вымерла эта порода? Дай-то бог!
Мелкие аргументы, вообще, как правило, экзотичны и смехотворны. «Расстреливать слишком дорого! Не по карману «вышка» государству. Расстрел обходится дороже, чем содержание в тюрьме». Это, смотря как содержать и как расстреливать. Если лицемерно сопливые апелляции годами гонять по всем инстанциям, включая, международные суды, комитеты и комиссии ООН, если заваливать ими столы президентов всех стран, не забыв Римского Папу и Далай Ламу, если бесконечно тянуть и мурыжить, столь же бесконечно усложняя техническую и организационную сторону дела, если к тому же положить палачу зарплату президента, вертухаям – министров,  а пули отливать из чистого золота с алмазной начинкой, то себестоимость расстрела, наверное, можно порядочно вздуть. Но дело в том, что можно всего этого не делать и вопрос отпадёт сам собой.
В последнее время, видимо под стихийным давлением общественных настроений, особую популярность среди противников смертной казни приобрёл ранее не самый главный аргумент: необходимо сохранить членство в Евросоюзе. Ах, как хочется нашим интеллигентам быть (вернее, казаться) просвещёнными европейцами. Никаких более серьёзных резонов держаться за этот самый Евросоюз, как чёрт за грешную душу, по сути, нет. И ведь все понимают, что тут чисто политические игры – заведомый аванс. Ведь ни один самый отъявленный демагог не осмелится сказать, что современная России является полноценным демократическим государством. Но квартерунско-варварская психология диктует: важно не быть, а выглядеть! Любой ценой сохранять благородный «имидж» послушной обезьяны. Кстати о Европе. Наши противники смертной казни то и дело ссылаются на статистику: в Европе, мол, смертную казнь отменили, и преступность сократилась (или просто не увеличилась). Между прочим, саму эту статистику мне так никто и не показал. Но не в ней дело. Предположим, что всё так и есть. Но рассуждения такого рода демонстрируют либо явное лукавство, либо любопытный образчик первобытно-мифологического мышления, с презумпцией причинно-следственной связи между последовательными во времени событиями. Проще говоря: «после» значит «потому что». А кто доказал, что отмена смертной казни и снижение уровня преступности вообще напрямую связаны причинно-следственной связью? Из чего это следует? Не логичнее ли предположить, что причиной снижения преступности выступает целый ряд социо-культурных факторов: повышение уровня жизни, снижение социального антагонизма, стабильность социальных гарантий, наращивание приватной сферы, развитые и разнообразные формы снятия стрессов и разгрузки индивидуально психической и социальной напряжённости и т.д? И не будем забывать, что период без смертной казни – ничтожно малый по историческим меркам отрезок времени. Он – почти ничто! Ещё в начале-середине 19века публичные казни были излюбленным развлечением просвещённых лондонцев. А вешали, между прочим, в Тайберне не только убийц и разбойников, но и детей, за мелкие кражи. Ещё шестьдесят лет назад фашистские виселицы с регулярным обновлением повешенных были почти что нормальной бытовой деталью городского пейзажа, а пятьдесят лет назад их появление (в сталинском дизайне) у кремлёвской стены тоже не вызвало бы шока. Но обывателю и по-обывательски мыслящему доморощенному неолибералу свойственно видеть и прошлое и будущее исключительно сквозь призму настоящего. Как истинный прогрессист, он убеждён, что опыт прошлого не имеет самостоятельной ценности. Вся эта «дикость» лишь подготавливала сегодняшний триумф просвещённого гуманизма. « Общественная мораль совершенствуется, и лет через сто смертная казнь будет обязательно отменена во всём мире» – вещает с телеэкрана очередной гуманист. Примерно также, в духе линейных схем, рассуждали прогрессисты середины 19в., пугая обывателей перспективой заваливания улиц больших городов кучами лошадиного навоза; ведь экипажей-то всё больше и больше! В конце концов, если отбросить всю всякого рода демагогию и морализаторскую чушь, то сути, проблема упирается в соотношение двух факторов: цена человеческой жизни и цена социального порядка. Как только карательная система, подчиняясь тенденции «совершенствования морали» придёт к полной импотенции и возникнет реальная угроза социальному порядку, то включится иммунная система общества и смертная казнь, будет, как ни в чём ни бывало, восстановлена. Забудут и про куртуазно-пошлые поблажки женщинами про все прочие «святые принципы». Надо будет просто выживать. А если нет? Если неолиберальные принципы сыграют роль СПИДа и вконец разрушат иммунную систему? Тогда общество просто погибнет. Растворится, развалится, перестанет существовать. И не надо строить иллюзий. Вызовы 21 века будут жёстки, крайне жёстки. И хорошо если обратное движение маятника остановиться где-нибудь в районе современной редакции социал-дарвинизма. Начало 20 века тоже, помниться было отмечено радужными либерально-прогрессистскими иллюзиями. А потом…
Так что жизнь без смертной казни – это временная роскошь, которую может позволить себе только очень благополучное и очень стабильное общество с прочным социальным порядком и давними правовыми традициями. Эти традиции в Европе беря начало ещё с римского права, зрели и развивались на протяжении всего средневековья и лишь в самые последние годы, соединяясь с широким рядом других социокультурных факторов, завершились отменой смертной казни. Какое всё это имеет отношение к России? Цена человеческой жизни – это не метафизическая абстракция, не некий неразменный пятак, всегда равный самому себе и неизменная точка отсчёта ценностных систем для всех времён и народов. Человеческая жизнь стоит столько, насколько её ценят люди. Не больше и не меньше. Сколько стоит жизнь в современной России? А? Только четсно! Нет, не хочется нашим либералам жертвовать торжественным посвящением в европейцы, пусть даже эта европейскойсть смотрится как маскарадный костюм, как аристократический фрак на медвежьей фельдфебельской фигуре.  Но довольно об этом!
Есть ещё один лукавый приём у моих оппонентов – смешивание предметов и уровней обсуждения. Поясню. Часто, даже незаметно для себя, мои оппоненты как бы невзначай перескакивают с антропоцентрической на социоцентрическую позицию и наоборот. То говорят о ценности человеческой жизни, уникальности каждой личности и прочих культурно-антропологических реалиях, то вдруг тут же подвязывают сюда статистику преступности и судебных ошибок, интересы общества и прочие факторы макросициального порядка. Извините, господа, давайте о чём-нибудь одном или, по крайней мере, по порядку! Или о духовном мире личности или о статистике. Не может быть сразу двух ценностных центров. Нельзя одновременно рассуждать и с аноропоцентрических, и с социоцентрических позиций. Или государство во имя социального порядка и своего самосохранения может лишать жизни определённых субъектов, игнорируя ценность их жизни и неповторимый потенциал их личности, или абстрактно понимаемая ценность человеческой жизни изначально выше любых социальных ценностей и пусть общественный порядок, в конце концов. Полетит ко всем чертям, лишь бы никого официально не лишали бы жизни. Вот так, господа! Или так, или этак! Третьего не дано! Пока ещё не нашлось гиганта мысли, который подвёл бы эти реалии под общий онтологический знаменатель. Я, признаться, сомневаюсь, что это вообще возможно. Но, мои оппоненты, как правило, не упуская случая обвинить меня в казуистике и зауми, отмахиваются от этого противоречия или делают вид, что его не замечают. В некоторых случаях, впрочем, они действительно его не замечают. Но это их проблемы.
В тех редких случаях, когда слово от стороны сторонников смертной казни предоставлялось не лицам, имеющим устойчивую репутацию болтунов и придурков, а настоящим специалистам–профессионалам, непосредственно связанных со следственной, судебной и исправительной системами, мы слышали разумные взвешенные, идущие от самой жизни слова: рано, нельзя, поспешили. Но кто в России слушает профессионалов? И кто в России слушает народ? По опросам, не менее 70 процентов (на самом деле больше) жителей России выступают за сохранение (теперь уже скорее введение) смертной казни. Либералов это, однако, не интересует. Народ дремуч и озлоблен (интересно с чего?), его воспитывать надо. Почаще показывать сусальные иконки в камерах смертников, их корявые, но очень-очень жалестные исповеди, побольше угрюмых решёток, бетонных стен и оскаленных собачьих морд под зловещие аккорды King Crimson – глядишь, народ и проникнется… Мораль смягчится. Вы лицимеры и циники, господа либералы! Почему вы всегда молчите о жертвах, почему вы не показываете (разве что мельком) и не рассказываете о пострадавших. Как они дальше живут? Могут ли они вообще дальше жить? Их, конечно, показывают, но, как правило, не те, кто полностью разделяет ваши позиции. «Что говорить о жертве? Её уже нет»! – вот логика циников от гуманизма. «Расстрелом жертву не вернёшь!» – витийствуют демагоги, уводя разговор от сути дела. Жертву, разумеется, не вернёшь ничем: ни расстрелом, ни тюремным сроком. Да и кто, собственно, говорит о возврате? Смысл наказания не в том, чтобы вернуть, а том, чтобы покарать (говорю это слово без всякой стыдливости)  и, приведя преступление и наказание хотя бы к приблизительной соразмерности, восстановить некий баланс, равновесие, как говорят психологи «завершить гештальт».
Есть социальные законы столь древние и столь сильно укоренившиеся в человеческом подсознании, что действуют почти столь же непреложно, сколь законы природы. Один из них таков: у жертвы остаётся единственное право – быть отмщённой. И сколько бы вы не вдалбливали в общественное сознание мысль, что месть – это дикое низменное (собственно почему?) чувство, вам не отменить этот закон в общественном сознании. И ветхозаветный принцип «око за око» никогда не будет вытеснен мазохистской христианской моралью, которая насильственно насаждается вот уже две тысячи лет. Убеждение, что, прощая зло, мы пресекаем цепь его распространения и лишаем его почвы в наше время – уже не просто средневековая наивность. Это преступная глупость. Месть мудра. В ней нет ничего от животного, как почему-то любят говорить гуманисты. Месть – это чисто человеческое, чисто культурное явление; в природе никто никому не мстит. Акт мести даёт возможность (не более, но всё таки!) вектору социального насилия замкнуться на микроуровне и не растечься дальше по многочисленным и часто незаметным капиллярам социального организма, отравляя его изнутри. Неотомщенная жертва – это не просто саднящая боль родных и друзей – на них всем всегда наплевать; главное, не дай бог, обидеть преступника! Неотомщенная жертва – вечно открытая возможность актуальной социальной агрессии, которая при первой же возможности реализуется в подходящей ситуации и проецируется, как правило, уже на совершенно посторонний объект. Если канал социальной агрессии будет закупорен и не найдёт легитимного выхода, то ему ничего не останется, как искать нелигитимные каналы. И такие каналы несомненно будут найдены. Накопившийся пар социальной агрессии взорвёт социум изнутри и такие явления как единичные расстрелы по приговору суда покажутся детскими игрушками. Но наши либералы не желают мириться с естественным порядком вещей и с объективными законами социальной саморегуляции. Им непременно надо навязать социуму свои «правильные» и «гуманные» правила. Ох, доиграитесь, любители переделывать мир!
Можно строить кислые мины по поводу дикости и дремучести народа, которого надо просвещать и воспитывать. Да, у народа, мягко говоря, не всё в порядке по части исторической памяти, логического анализа и понимания процессов. Но вот с интуицией у него всё в порядке. Тут даже есть чему поучиться просвещённому интеллигенту. Народ чувствует всю фальшь и противоестественность навязанного ему «гуманизма» и подсознательно опасается критического разрыва нормы и практики. Эта пропасть увеличивается и упрямое следование «святым принципам» может в обозримом будущем привести к серьёзным социальным деструкциям и распаду правовой системы вообще. Народ это чувствует и стремится к приведению правовых норм и естественно складывающихся в обществе отношений хоть к какому-то соответствию. Именно поэтому, а не в силу своей тупой жестокости народ, несмотря на усиленное промывание мозгов, стоит за смертную казнь.
Смертную казнь необходимо восстанавливать и восстанавливать срочно. Без оглядки на всякие Евросоюзы, в которых Росси пока всё равно нечего делать.  Усилив ответственность следователей и судей за ошибки, перед лицом суровой нормы закона, можно хотя бы начать придавать судебно-следственной системе если не человеческое, то хотя бы человекообразное лицо. Впрочем, практические вопросы в рамках этой темы весьма многочисленны и требуют отдельного разговора. А главный вопрос звучит так: что теперь важнее жизнь отдельного человека или социальный порядок. Ответ на этот вопрос и есть ключ к проблеме введения или не введения смертной казни. Утверждение, что среднестатистический субъект российского общества достиг в своём развитии уровня личности развитого правового общества, а с социальным порядком в России всё обстоит благополучно, определяет один тип ответа на этот вопрос. Утверждение же, что среднестатистический россиянин это не-личность с постсредневековой ментальностью, а социальный порядок в России висит на волоске, соответственно, выявляет другой вариант ответа. Надо отвечать. Без морализаторства, резонёрства, и демагогии. Без самообмана и  выдавания желаемого за действительное. Надо отвечать и принимать решение, пока его не приняла сама история.

Коментарі

Популярні публікації