Перед ответственным выбором

Дмитрий Балуев

ПОНЯТИЯ:
Политический реализм - направление в теории международных отношений, представители которого видят существо международных отношений в защите государством своих интересов с помощью силовых отношений; соответственно, место государства в мире определяется складывающимся балансом сил.
Либеральный институционализм - доктрина, которая в противовес политическому реализму считает необходимым и возможным достижение глобальных, общечеловеческих интересов на основе сотрудничества, с помощью международных институтов и общепризнанного набора правил.
Абсолютные и относительные приобретения (absolute and relative gains) - одно из центральных понятий в дебатах между приверженцами реализма и либерального институционализма. Приобретение считается абсолютным, если для данного государства оно ценно независимо от того, выигрывают ли при этом другие страны, а относительным - если дает одному государству преимущество перед другим.

  При всем внимании отечественных исследователей к проблеме российских национальных интересов пока, на мой взгляд, не удалось найти удовлетворительные ответы на некоторые вопросы. Первый из них: какую роль играют эти интересы при выработке внешней политики после окончания "холодной войны"? Ведь все большее число западных специалистов в области теории международных отношений считают, что в новых условиях следовало бы перейти от защиты национальных интересов в традициях реализма ¹к сотрудничеству в духе либерального институционализма ². Второй: каким образом национальные интересы могут влиять на внешнюю политику России? Ответ на эти вопросы позволяет подойти к разработке возможных сценариев российской внешней политики и размышлениям о месте, которое Россия может занять в мировом сообществе в ближайшее десятилетие.

Специальные отношения: возможности и сферы применения

 В 80-е годы "реалисты" столкнулись с вызовом, брошенным им так называемыми либеральными институционалистами ³. Противники утверждали: доктрина политического реализма полна глобальных обобщений. Они привлекают любителей простых решений, но не отвечают требованию, предъявляемому к любой научной теории (в том числе и к теории международных отношений): определить условия, при которых она обладает приоритетом, а ее основные положения справедливы ⁴. Либеральные институционалисты не отрицают a priori всех основных положений реализма. Они лишь считают, что в новых условиях действует не только принцип силы; а международное сотрудничество достижимо гораздо легче, чем это кажется реалистам.

 Главная слабость либералов состоит в том, что они видят основное поле деятельности государства в абсолютных приобретениях, упуская из виду относительную выгоду. Между тем на практике во многих областях именно последняя выступает основным стимулом ⁵. Проблема, таким образом, заключается в том, чтобы уяснить себе, при каких условиях и в какой сфере международные отношения могут быть построены не на принципе силы, а в духе сотрудничества.

Я исхожу из того, что было бы ошибочным считать реализм и либеральный институционализм несовместимыми доктринами. У каждой из них есть свои слабые и сильные стороны. Ни ту ни другую нельзя считать всеобъемлющей научной теорией, обе применимы к ограниченным областям. В одних - сохраняют свою силу основные положения реализма, и национальные интересы служат ориентирами при проведении внешней политики. В других же областях ради достижения желаемого сотрудничества целесообразнее проводить политику, основываясь на принципах либерального институционализма и отодвигая сиюминутные интересы на второй план. Как разграничить эти сферы в российской внешней политике?

   На мой взгляд, постулаты либерализма применимы прежде всего к территориям, имеющим давнюю общую историю и прочные культурные связи с Россией. Понятно, что речь идет о странах СНГ. О приоритетности отношений с ними сказано много ⁶, но, скорее, в общей форме. При очевидной ассиметричности Содружества до сих пор не сделано удовлетворительных попыток проанализировать, на каких основаниях следует строить отношения с каждой из этих стран ⁷. Либерально-институционалистский подход целесообразен при высоком уровне экономической взаимозависимости, причем именно взаимозависимости, а не односторонней зависимости этих государств от России. Такой подход уместен и в случаях сильного этнического смешения, когда не только в рассматриваемом государстве присутствует многочисленное русское меньшинство, но и наоборот - в России проживает значительная диаспора соответствующей титульной нации ⁸. Тогда гораздо легче увязывать между собой разнородные проблемы: экономические с национальными или же военные с финансовыми. Думаю, что эти два условия присутствуют только на Украине и в Белоруссии.

 Отношения с Украиной должны носить "особый" характер хотя бы потому, что ни одно российское правительство, которое придет к власти в ближайшее время, не сможет заручиться массовой поддержкой для проведения какой-либо масштабной силовой акции (не говоря уже о военной) по отношению к Киеву. Несмотря на признаваемую независимость Украины, подобный военный конфликт воспринимался бы большинством российского населения не как обычная война ⁹, а как братоубийственная, гражданская. Она кажется мне даже менее вероятной, чем возникновение новых "горячих точек" на юге самой России. Наши интересы на Украине разносторонни, их нельзя свести к какой-либо ограниченной географической или функциональной области. А поскольку силовое воссоединение нереально, единственный путь защитить эти интересы и гарантировать доброжелательное отношение Киева к России - строить сотрудничество на принципах либерально-институционалистской модели.

   Мир знает примеры подобных связей между странами с общими историческими корнями и близкой культурой. Один из них - так называемые специальные отношения Соединенных Штатов и Великобритании с 1940-х до начала 1990-х годов. Они развивались на уровне не только государств в целом, но и отдельных агентств, ведомств и даже граждан. В результате подписанных в 1947 году соглашений и сотрудничества, опиравшегося на общность основных интересов и тесные личные контакты между сотрудниками, спецслужбы двух стран, по сути дела, превратились в интегрированные многонациональные разведывательные агентства ¹⁰. Пример взаимодействия ВПК двух стран - британское участие в Манхэттенском проекте ¹¹. И, наконец, самое важное - особые отношения между национальными лидерами. Джон Кеннеди обсуждал свои внешнеполитические идеи с британскими коллегами, а те, в свою очередь, делились с ним взглядами, которые для американского президента были свежими и в то же время не слишком "иностранными" ¹². Не исключено, что при обоюдной доброй воле сходная модель взаимоотношений могла бы сложиться между Россией и Украиной.

Все сказанное выше относится и к Белоруссии. Впрочем, в Минске возможность построения особых отношений с Россией уже осознали.

Тот факт, что список кандидатов на специальные отношения с Россией исчерпывается Украиной и Белоруссией, не противоречит идее приоритетности связей с другими бывшими советскими республиками. Однако эти связи разумнее строить на иных принципах.

Если рассматривать проблему не в территориальном, а в функциональном срезе, то в таких сферах, как нераспространение ядерного оружия и других средств массового поражения, предотвращение природных и техногенных катастроф, а также борьба с эпидемиями, терроризмом, международными преступными объединениями, производством и распространением наркотиков, верх должны взять соображения абсолютных, а не относительных приобретений. Таким образом, и в этих сферах внешняя политика может следовать постулатам либерального институционализма.

Влияние национальных интересов на внешнюю политику России

В идеале внешнеполитические решения следует принимать, учитывая, во-первых, ясно сформулированные национальные интересы и, во-вторых, оценку того, насколько государство на деле способно достичь поставленных целей. Они соответственно делятся на возможные и желаемые. Во внешней политике России, к сожалению, эти два типа целей нередко смешиваются. Тому есть несколько причин.

 1. Популистский характер проводимой политики. Во всем мире внешней политикой традиционно интересуются не широкие слои населения, а лишь элиты. Исключение составляет, пожалуй, один вопрос, неизбежно привлекающий к себе массовое внимание: национальный престиж, особенно если он снижается. На фоне разыгрывающейся в Москве битвы за политическое выживание любому лидеру трудно (хотя и возможно) проводить прагматичный курс, защищая долговременные национальные интересы. Правительство оказывается крайне уязвимым для политических оппонентов, которые охотно эксплуатируют эмоционально окрашенные проблемы (например, расширение НАТО на Восток), и не желают считаться с долгосрочными последствиями таких действий ¹³.

 Выход из подобной ситуации - в восстановлении внешнеполитического престижа России [Я имею в виду именно восстановление престижа, а не усиление внешнеполитического влияния; последнего добиться куда труднее.] Это способно вернуть внешнюю политику из сферы массовой заинтересованности избирателей в привычную область деятельности элит и улучшить предпосылки для проведения более прагматичной внешней политики, основанной на понимании различий между желаемым и возможным. Восстановлению престижа может особенно помочь складывание и распространение постимперской компенсаторной идеологии. К сожалению, работа над ней идет медленно, а в качестве национальных ценностей, которые могли бы стать для россиян жизненным ориентиром и современным мировоззрением, до сих пор предлагали чересчур абстрактные идеи ¹⁴.

  2. Недостаточное внимание к взаимодействию разноуровневых интересов. Попытка специалистов из Совета безопасности обозначить интересы, отличные от государственных, заслуживает уважения. Но в предложенной ими трехступенчатой иерархии - интересы личности, общества и государства - не нашлось места для регионов. Между тем как раз региональные интересы государство (то есть Центр) далеко не всегда точно представляет и защищает ¹⁵. Президентское Послание по национальной безопасности вообще вспоминает о существовании таковых лишь в связи с необходимостью оптимально соотнести интересы государства и регионов (тем самым авторы невольно признают, что интересы этих двух уровней не всегда совпадают) ¹⁶.

   Попытка ввести в качестве одного из ориентиров для проведения практической политики категорию интересов личности выглядит тоже не слишком последовательно. С одной стороны, развитие человека, устойчивый рост уровня жизни и благополучия объявлены высшим национальным интересом ¹⁷. С другой - общим интересом признается всемерное укрепление государства как организующего начала, призванного обеспечить территориальную целостность и внешнюю безопасность. Однако при этом спектр возможных угроз этой безопасности настолько широк и неопределенен, что укрепление государства превращается не просто в общий, но и в главный интерес ¹⁸. Иными словами, на деле носителем национальных интересов оказывается не что иное, как Центр, а все остальные уровни лишь подрывают его главный интерес. При этом региональные интересы, расходящиеся с интересами Центра, почему-то отождествляют с региональным сепаратизмом, который ставят в один ряд с национализмом ¹⁹ и упоминают вместе с конфликтом в Чечне, хотя тот имеет мало общего с традиционным региональным сепаратизмом.

Взаимоотношения между разноуровневыми интересами, конечно же, гораздо сложнее. Из всей суммы противоречивых интересов любая власть непременно выберет, провозгласив национальными или государственными, те интересы, которые отстаивают большинство избирателей или силы, составляющие опору режима. Сейчас большинство социальных групп в стране не разделяют интересов, признанных властью государственными: да и интересы регионов во многом чужды или противоречат интересам Центра.

 Положение может постепенно измениться. Уже в ближайшем будущем узкие рамки Московской области перестанут удовлетворять правящие элиты. Сфера их интересов расширится: они захотят перераспределить (в том числе и криминальным путем) социальные и финансовые блага не только в пределах столицы, но и в масштабах всей страны. Кроме того, рано или поздно у истеблишмента (и тех, кто за ним стоит) появится естественная заинтересованность в широкой политической поддержке. Если государственные интересы не привести в более тесное соответствие с интересами большинства населения, дело может кончиться принудительной сменой элит ²⁰.

 Рассуждения о том, что оформление региональных интересов неизбежно влечет за собой региональный сепаратизм, также не корректны. Во-первых, Россия довольно однородна в этническом отношении ²¹. Во-вторых, несмотря на различия между интересами регионов, их объединяют мощные факторы: общая культура, история, язык и хозяйственные связи. Наконец, действенным сплачивающим фактором могут выступать общие (реальные, а не декларируемые) внешние угрозы.

3. Отсутствие доктрины, объединяющей российское общество. До недавних пор ее функцию, как известно, выполняли лозунги "реального социализма" и идеологические конструкции марксизма-ленинизма. Их сменил западный либерализм, который сам по себе не может придать государству необходимой внутренней прочности. Западные общества после Второй мировой войны сплачивала идея всеобщего благосостояния. Однако за последние годы во многих, даже самых экономически развитых, государствах нарастают проблемы, и потому механическая замена реалсоциалистических ориентиров ценностями рыночной демократии (в том числе доктриной государства всеобщего благосостояния) не решает проблем нашей страны.

До сих пор на роль объединяющей ее идеи претендовал только национализм. Однако в своих крайних проявлениях он ставит в центр массового сознания проблемы взаимоотношений с внешним миром, что мешает проводить разумную и прагматичную внешнюю политику. На мой взгляд, полезной могла бы оказаться некая синтетическая концепция, сочетающая в себе черты умеренного национализма и изоляционизма, которая исходила бы из нескольких принципиальных установок:

• четкая формулировка российских национальных интересов должна учитывать интересы других государств. Западная система предпочтений не может считаться определяющей, но принять ее во внимание, разумеется, следует;
• укрепление сотрудничества с Западом важно, но и альтернативные направления внешней политики следует проработать более четко;
• благоприятное внешнеполитическое окружение (в том числе признание западными партнерами законных интересов России) важнее финансовой помощи. Для успешного развития страны отсутствие давления извне важнее кредитов;
• принципы отношений с постсоветскими государствами следует дифференцировать точнее, чтобы можно было ранжировать российскую политику в этом регионе от интеграции и тесного сотрудничества до умеренного изоляционизма;
• общенациональные интересы (то есть интересы общества в целом) следует точнее соотнести с интересами регионов и Центра (последние без достаточного основания нередко отождествляют с государственными интересами), а также с индивидуальными правами и свободами граждан;
• отдавая предпочтение переговорам и диалогу, нельзя отказываться и от силовых рычагов. Под ними я понимаю не только поддержание военных структур в таком состоянии, когда они способны выполнить поставленную перед ними задачу, но и политическую волю в случае необходимости прибегнуть к силе.

Было бы неправильным обязательно усматривать в таких установках враждебность по отношению к Западу. В силу географического положения нашей страны, ее исторического опыта, политических и экономических условий российская система внешнеполитических приоритетов неизбежно должна отличаться как от западной, так и восточной. Поэтому стремление России поддержать свое влияние на территории бывшего Советского Союза не заключает в себе экспансионизма и угрозы мировой стабильности. Великие державы традиционно влияли на меньших соседей, и даже сейчас большинство их во имя собственной безопасности так или иначе считается с позициями крупнейших государств мира. Перечисленные выше установки как раз и способны сделать российскую внешнюю политику более соответствующей национальным интересам и до известной степени освободить ее от популистских импульсов. В таких рамках проблема расширения НАТО, например, предстает в ином свете. Принимая во внимание источник основных угроз безопасности России, этот вопрос не должен превращаться в камень преткновения для отношений России с Западом. Без его поддержки в борьбе против внешних опасностей в ближайшее время нам, видимо, не обойтись.

На рубеже веков

 Какое место займет Россия в мировом сообществе к началу следующего столетия, зависит от понимания характера основных угроз национальной безопасности страны и избранной в этой связи внешнеполитической ориентации. На мой взгляд, главные опасности исходят не с Запада, а с Востока и Юга. Между тем многие у нас сейчас систематически недооценивают китайскую опасность и, напротив, склонны видеть в южном соседе-гиганте своего рода мотор совместного выживания трех глобальных держав - Китая, России и Индии ²². Однако баланс сил между Москвой и Пекином меняется не в нашу пользу, а потому китайские претензии на роль великой державы могут оказаться обоснованнее российских. Если Центр по-прежнему будет уделять Дальнему Востоку недостаточно внимания, уже через пять-десять лет за влияние на этот регион станут соперничать Япония, Корея и Китай. Москва же может de facto оказаться вне игры и будет довольствоваться скромными поступлениями в федеральный бюджет.

Все варианты развития событий к концу первого десятилетия следующего столетия в той или иной мере можно считать производными от трех основных гипотетических сценариев.

Сценарий первый. Вследствие синтеза умеренного национализма и изоляционизма внешняя политика России становится рациональнее и прагматичнее.

 Североатлантический союз расширяется на Восток, и эту проблему перестают эксплуатировать во внутриполитических целях. Гарантии безопасности, предоставляемые НАТО в соответствии со ст. 5 Североатлантического договора, теряют практическое значение. Значительно падает роль Турции, и прежде не пользовавшейся полным пониманием со стороны западноевропейских союзников. Сам альянс перестает играть заметную роль. Вновь созданная трансатлантическая организация ²³ включает в себя США, Европу (как Западную, так Центральную и Восточную) и Россию. Такой союз во многом заменяет НАТО и ЗЕС, которые передают этой организации все практические вопросы и продолжают существовать больше по бюрократической инерции.

В сдерживании Китая и мусульманского Юга Россия пользуется полной поддержкой Запада, не ограничивающейся заявлениями о солидарности с Россией и финансовой помощью. Западные силы специального назначения участвуют в боевых операциях против формирований и лагерей террористов на юге. Российская армия пользуется разведывательными данными и системами связи, предоставленными западными партнерами. В таких условиях Китай проводит умеренную политику. Его экспансия на российском Дальнем Востоке, где он соперничает за влияние с Японией и Кореей, носит мирные формы торговли и капиталовложений. При относительно сильных позициях Центра и поддержке, которую западные партнеры оказывают для развития инфраструктуры Сибири и Дальнего Востока, региональный сепаратизм постепенно сходит на нет.

Сценарий второй. Свершившееся расширение НАТО вызывает отрицательную реакцию со стороны российских властей. Им трудно закрыть глаза на этот факт и на продолжающееся падение внешнеполитического престижа России, поскольку внешняя политика продолжает приковывать внимание избирателей. Отношения между Россией и Западом возвращаются к конфронтационной схеме, однако теперь сфера влияния России ограничивается пределами бывшего СССР и не распространяется на Центральную и Восточную Европу. В своем противостоянии мусульманской угрозе и Китаю Россия не может рассчитывать на понимание и поддержку Запада, который, напротив, активно прибегает к дипломатическому давлению на Москву и к экономическим санкциям, обвиняя ее в том, что при проведении военных операций на южных границах она нарушает гражданские права населения суверенных государств.

Несмотря на столь неблагоприятную ситуацию, России удается сдерживать как внутренний сепаратизм, так и внешнее давление. В сдерживании Китая тактические ядерные вооружения играют примерно ту же роль, что и американское тактическое ядерное оружие при сдерживании превосходящих сил Организации Варшавского Договора во времена "холодной войны". Структура российских вооруженных сил сильно меняется. Растет численность обычных мотострелковых соединений, которые более эффективны в локальных конфликтах малой интенсивности. Замораживаются программы создания высокотехнологичных вооружений, рассчитанных на применение против высокоразвитого в индустриальном отношении противника. В результате Россия полностью утрачивает возможность проецировать силу и превращается в евразийскую региональную державу, не претендуя больше на глобальную роль. Москва противостоит Китаю и угрозам с Юга. При этом она объективно защищает интересы Запада, хотя и находится в конфронтации с ним, однако никакой поддержки с его стороны в этом случае не получает.

Сценарий третий. Как и в предыдущем сценарии, Россия в одиночку несет бремя противостояния угрозам с Юга и Востока. Однако это происходит при усиливающейся некомпетентности и неэффективности центральной власти. После серии локальных конфликтов Китай занимает часть Сибири. Он делает ставку на обычные вооружения, пользуясь при этом финансовой поддержкой Токио и получая от него высокотехнологичные вооружения. Япония, исчерпавшая возможности роста и столкнувшаяся с ужесточением торговой политики Соединенных Штатов, пытается вернуть себе северные территории. Сотрудничество с Китаем облегчает ей экспансию.

Россия придерживается прежней позиции в отношении ядерного оружия и не размещает достаточного количества тактических ядерных вооружений на Дальнем Востоке. Использовать же стратегическое ядерное оружие для противостояния превосходящим силам противника она не решается, ибо опасается эскалации локального конфликта в полномасштабную войну. В результате страна теряет шанс на то, чтобы, опираясь на природные ресурсы Сибири, занять достойное место в мировой системе.

Соединенные Штаты также оказываются в проигрышном положении, поскольку влияние Японии и Китая в Азиатско-Тихоокеанском регионе резко возрастает, а Западная Европа в состоянии противостоять ослабленной России и без помощи Вашингтона. Сфера влияния США сужается до Северной и части Центральной Америки. Постепенно Вашингтон осознает необходимость сотрудничества с Россией. Однако к этому времени Россия слишком слаба, чтобы стать сколько-нибудь значимым партнером в сдерживании Китая и Японии.

Наиболее благоприятным был бы, с моей точки зрения, первый сценарий. Однако более вероятен второй. На наших глазах совершается выбор: историческая развилка отделяет первый сценарий от двух других. Дальнейшее развитие событий зависит от того, как Россия определит свое отношение к расширению НАТО на Восток. Если ответ на него будет истерическим, возникнут серьезные препятствия на пути сотрудничества, и России придется в одиночестве отводить угрозы от своей национальной безопасности.

Работа выполнена при поддержке
Московского отделения Российского научного фонда.

Автор благодарит за ценные замечания О. Загнитко.

Примечания

 ¹ Об основных положениях реализма см., например: E.H.Carr. The Twenty Years Crisis. N. Y., 1964; H.Morgenthau. Politics Among Nations. N.Y., 1973; K.Waltz. Man, State and War. N.Y., 1959.

 ² Среди классических работ, развивающих неолиберальную парадигму, можно отметить: R.Keohane. After Hegemony. Princeton, 1984; R.Axelrod. The Evolution of Cooperation. N.Y., 1984; A.Stein. Coordination and Collaboration: Regimes in an Anarchic World. In: S.Krasner (Ed.) International Regimes. Ithaca, 1983, pp.115-140.

 ³ J. Grieco. Anarchy and the Limits of Cooperation. In: D.Baldwin (Ed.). Neorealism and Neoliberalism. N. Y., 1993, p.116.

 ⁴ R.Keohane and L.Martin. The Promise of Institutionalist Theory. "International Security", v.20, ј 1 (Summer 1995), p.41.

 ⁵ Пример такого подхода - анализ С.Краснером сотрудничества в различных секторах международной индустрии связи. См.: S.Krasner. Global Communications and National Power: Life on the Pareto Frontier. In: D.Baldwin, op.cit., pp. 234-249.

 ⁶ Пожалуй, наиболее яркий пример - тезисы Совета по внешней и оборонной политике "Возродится ли Союз? Будущее постсоветского пространства". М., 1996.

 ⁷ Пример - туманное заявление о союзе с Белоруссией, Казахстаном и Украиной содержащееся в президентском Послании по национальной безопасности. Основные принципы взаимоотношений с каждой из названных стран в рамках подобного союза не уточнены (Послание по национальной безопасности президента РФ Федеральному собранию. Москва, 1996, с.21; далее - Послание...).

 ⁸ В качестве такого связывающего фактора я не рассматриваю беженцов в Россию, поскольку они, к сожалению, маргинализированы и слабо включены в социальную и культурную жизнь нашей страны.

 ⁹ Подобные же взгляды на возможности конфликта между Россией и Украиной существуют и в самой Украине. Более того, среди некоторых украинских коллег даже бытует мнение, будто украинцы и русские - это два народа одной нации подобно фламандцам и валлонам в Бельгии.

 ¹⁰ D.Reynolds. A Special Relationship? America, Britain and the International Order Since the Second World War. "International Affairs", v. 82 (Winter 1985/1986), p. 11.

 ¹¹ Степень взаимозависимости ВПК России и Украины никак не меньше, чем та, что существовала между ВПК США и Великобритании. Достаточно наглядный пример: широко разрекламированный проект морского запуска продемонстрировал, что на практике очень трудно найти "чисто украинский" ракетоноситель. Многие ключевые компоненты по-прежнему изготавливаются в России.

 ¹² C.J.Bartlett. The Special Relationship: A Political History of Anglo-American Relations Since 1945. L., 1992, p.2.

 ¹³ Примером может служить тезис о глубокой озабоченности расширением НАТО. Авторы концепции национальной безопасности России видят в этом лишь процесс, меняющий соотношение сил в Европе в ущерб России (см.: Послание..., с.6).

 ¹⁴ Там же, с.8.

 ¹⁵ Там же, сс.9-10.

 ¹⁶ Там же, с.19. Интересы регионов нередко расходятся не только с интересами Центра, но и с общенациональными интересами. До сих пор мы наблюдали своего рода "качель": то российские регионы влияли на Центр, лоббируя различные структуры, ответственные за выработку и проведение внешней политики, то Москва в силу самого своего положения брала верх над регионами. Чаще же всего Центру не удавалось оставить за собой последнее слово, и это препятствовало проведению связной общенациональной внешней политики. Чтобы она была действительно последовательной, пришлось бы подавлять региональные интересы, расходящиеся с общенациональными. У Москвы же не хватало на это сил.

 ¹⁷ Там же, с.9.

 ¹⁸ Тенденции изменения экономической и политической ситуации внутри страны и за рубежом создают широкую область неопределенности, требующую надежных военно-силовых гарантий против использования силы противником в ущерб национальным интересам России" (см.: Послание..., с.15).

 ¹⁹ Послание..., с.11

 ²⁰ Одной из форм подобной смены может быть приход представителей региональных элит в Центр.

 ²¹ Как известно, русские составляют более 80 проц. населения страны.

 ²² А.Яковлев. Становление нового мирового порядка и Китай. "Обозреватель", 1996, ј 9, c.33.

 ²³ Подробнее об идее подобной трансатлантической организации см.: Ch.Kupchan. Reviving the West. "Foreign Affairs", May-June 1996, v.75, ј3, pp. 92-105.