СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЛОВУШКИ ДЛЯ РОССИИ. ЧАСТЬ 2

Продолжение главы 5.5 "Стратегические ловушки для России" из "Национальной идеи России".

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

Ловушка «сервисного общества»

Традиционное трехсекторное деление экономики существенно редуцирует реальную хозяйственную инфраструктуру. Сервис, как сфера услуг, структурно неоднороден. В него входят столь функционально различные компоненты как, например, торговля и наука. Как и западные страны, Советский Союз находился в 1980-е гг. в состоянии перехода к постиндустриальной системе. Удельный вес населения, занятого в непроизводственной сфере, был сопоставим с экономическим распределением в ведущих государствах Запада: СССР в 1986 г. – 26%, США – 31, Великобритания – 37, Франция – 23, ФРГ – 28, Япония – 21%. Диспаритет по отношению к ним обнаруживался только по торговле и финансовой деятельности: СССР – 5%, США – 31, Великобритания – 21, Франция – 28, ФРГ – 21, Япония – 29%.

Структурная специфика занятости населения стран «золотого миллиарда» объяснялась их геоэкономическим положением. Установившаяся в рамках капиталистической международной системы модель странового разделения труда предполагала преимущественное размещение финансово-сервисного сектора в неометрополиях, а производственного – промышленного и аграрного – в третьем мире. В этом смысле ориентир «сервисного общества» являлся для России одной из стратегических ловушек. Возрастал сервис, свертывалась сфера промышленности и строительства, сельского и лесного хозяйства, транспорта и связи. О том, что произошедшая трансформация не имеет ничего общего с постиндустриальным переходом, свидетельствует сокращение доли в народном хозяйстве непроизводственной сферы, включающей управленческие социальные и социокультурные направления деятельнос ти. Из этого можно сделать вывод о ее противоестественности (рис. 5.5.7).

Об угрозах, содержащихся в провозглашенной перспективе построения общества «сервисного типа», говорят многие эксперты. Еще в 1971 г. Л. Ларуш предостерегал, что попытки отказа от Бреттон-Вудской системы и отрыв валют от золотого эквивалента может привести к неконтролируемому росту фиктивного капитала, который в конечном итоге способен похоронить под собой реальные экономические сектора («физическую экономику»). Показатели диспропорционального развития в последние десятилетия сферы сервиса, охватившей в США около 80% экономически занятого населения, скрывают угрожающий рост спекулятивных непроизводственных ниш.

«Сервисная революция» явилась прямым следствием «деиндустриализации» западной экономики, перемещения товарного производства в страны третьего мира.

Сложившаяся система международного разделения труда грозит для сервисного Запада, оставшегося без собственной промышленной базы, большими проблемами. В силу этого он будет стремиться к военно-политическим гарантиям, затрачивая все больше ресурсов на военные приготовления и мировой диктат. Только при ее сохранении сложившаяся де-факто модель эксплуатации Западом остального мира будет сохранена. Но очевидно, что эта система долго быть устойчивой не сможет.

Ориентиром для России в этом отношении мог бы послужить современный опыт экономического развития Китайской Народной Республики. Прогнозируется, что китайская экономика обгонит в ближайшее десятилетие американскую. В действительности, по расчетам Института мировой экономики и международных отношений РАН, она ее уже обогнала. 83% в структуре валового продукта в США составляют услуги – сектор условного производства, фиктивного капитала и фантомных величин. При обоюдном вычете части ВВП, связанной со сферой сервиса, Китай окажется выше в мировой экономической иерархии, чем Соединенные Штаты (рис. 5.5.8).

На сервисную деформацию показателей ВВП неоднократно обращалось внимание многими ведущими экономистами мира. Сфера услуг играет существенную роль в доминировании показателей валового внутреннего продукта стран Запада, включая Японию (рис. 5.5.9).

Тренд возрастания доли услуг в секторальной дифференциации характерен для всего западного мира. В этом направлении структурно развивается и экономика России. Крайнюю настороженность вызывают «бешеные темпы» ее сервисизации. С 34% в середине 1990-х гг. доля сервиса в российской экономике возросла к началу 2000-х гг. до 57%. Стремительность такой реструктуризации беспрецедентна. Для сравнения, за то время, когда сервис в России увеличился на 23%, в странах Запада – только на 2–4%. По уровню сервисизации РФ подошла вплотную к нижнему уровню западноевропейских стран (превзойдя показатели доли услуг в экономике Португалии – 56%).

Феномен «сервисного общества» не носит в мире универсального характера. Так же как и торговля и финансы он и не может носить универсального характера. Кто-то все равно где-то должен трудиться и создавать материальные блага. Чем этого в стране больше, тем она более независима от внешних манипуляций. Россия, похоже, выбрала противоположный путь.

Таким образом, бурное развитие сервисной инфраструктуры есть прямое следствие деиндустриализации. Высокий уровень развития сервиса на Западе основывается на эксплуатации всего мира, что для России недоступно. Поэтому для России это как минимум тупиковый путь развития, а вообще-то – путь снижения уровня национальной безопасности.

Коррупционная ловушка

Деидеологизация не спасла Россию от навешивания на нее на Западе негативных ярлыков. Взамен коммунизма для ее дезавуирования был найден новый образ — «криминального государства». Во многом искусственно создается пугало «русской мафии». Различного рода рейтинги коррумпированности работают на эту же задачу. По наиболее авторитетной в расчетах уровня коррупции по странам мира индексации Transparency International, место, занимаемое Россией в 2000-е гг., устойчиво понижалось (рис. 5.5.10). Ее показатели сопоставимы с государствами Африки и Латинской Америки. Менее криминальной оказывается в этом рейтинге даже Колумбия, часть территории которой контролируется, как известно, наркокартелями.

В то же время, индекс коррумпированности Грузии, обозначившей проамериканские ориентиры развития, устойчиво улучшается. И это при том, что криминализация грузинского истеблишмента является нарицательным определением.

Создается устойчивое ощущение, что тема коррумпированности Российского государства (действительно являющейся острой проблемой) искусственно нагнетается. Ее подхватили на уровне высшего политического руководства России. Но если Российская Федерация есть криминальное государство, то оно как субъект международного права нелегитимно. С криминалитетом необходимо бороться. А если он сросся с государственным управлением, декриминализационному воздействию должно быть подвергнуто соответствующее государство. Создается, таким образом, правовой механизм для внешнего вмешательства, в перспективе — ввода вооруженных сил для борьбы с криминалом. «Идея «преступности» русских, — писал А. Зиновьев, — стала основной идеей западной идеологии и пропаганды». Причем философ указывал в данном случае на тактику борьбы Запада еще с советской Россией. Тот факт, что тактическая линия в данном случае не изменилась, указывает в очередной раз на проектный характер рассматриваемых феноменов.

Ловушка борьбы за экологию

Новые технологии борьбы с государственностью не ориентируются на выдвижение прямого вызова. Напротив, подставляются даже доброположенные пути. Для населения формулируется некая броская, обладающая высоким демагогическим потенциалом приманка. В качестве такой «приманки» может быть использована, в частности, экологическая проблематика. При запрете оппозиционных общественных движений разрабатывается ниша экологии, что позволяло мобилизовывать силы латентной оппозиции даже в СССР. Именно так шел генезис широкого протестного движения второй половины 1980-х гг. в Прибалтике и Армянской ССР.

От первоначальных требований обеспечения экологической безопасности был в скором времени осуществлен переход к требованиям политического суверенитета и перекройки границ союзных республик.

Тот же сценарий «борьбы за экологию», как средство легальной консолидации оппозиционных сил, разыгрывается в Китае. Из этого можно сделать вывод об универсальности применяемого инструментария государственной эрозии. А существовал ли в действительности сам предмет экологического кризиса в СССР? При сопоставлении количественных показателей состояния сферы экологии по разным странам мира в конце 1980-х гг. обнаруживается, что положение Советского Союза было не самым худшим среди развитых государств (рис. 5.5.11).

Так, по критерию выбросов вредных веществ в атмосферу ситуация в США была значительно хуже. Однако об американском экологическом кризисе ни советские защитники окружающей среды, ни китайские речи не вели. Вопрос по большому счету стоял не об экологии, а о легальном способе выражения неприятия государственного строя. Ситуация не изменилась и к 2010 г. Химкинский лес вдруг «озаботил» всю разнообразную политическую оппозицию. Хотя забота у нее совершенно иная.

Ловушка войны

Классической «ловушкой» в геополитической борьбе является подталкивание противника к ввязыванию его в военный конфликт, не сулящий ему весомых стратегических дивидендов. При этом инициирующей стороной в отношении своего соперника могут решаться задачи экономического ослабления, формирования протестных настроений среди населения, создания системы международной изоляции, достижения девальвации политического имиджа, разрушения перспективных геополитических альянсов, отвлечения сил из зоны нанесения основного удара и др. Россия в своей истории оказывалась в такого рода ловушках с удивительной повторяемостью.

По большому счету стратегия провоцирования военных конфликтов не может быть охарактеризована как новая технология геополитической борьбы. Провокативные механизмы такого рода издревле использовались в закулисной сфере международной политики. Новационность состоит во включении их в общую, стратегически единую программу разрушения соответствующих государств.

Впервые прием военной ловушки был использован в сценарии «афганской провокации». Авторство разработки стратегии втягивания СССР в войну в Афганистане сейчас признается за советником Дж. Картера по национальной безопасности З. Бжезинским.

«Это секретная операция, — рассуждал З. Бжезинский по прошествии десятилетия, — была отличной идеей. Ее целью было заманить русских в афганскую ловушку… В тот день, когда Советы официально перешли границу, я написал президенту Картеру вкратце: «теперь есть возможность дать СССР свою вьетнамскую войну». Однако американская поддержка джихадистов обернулась в дальнейшем усилением позиций исламского фундаментализма. Признавая такую связь, З. Бжезинский, тем не менее, не признавал предпринятые действия по раскручиванию афганского сопротивления ошибочными. «Что важнее, — отвечал он вопросом на соответствующий вопрос французского корреспондента, — с точки зрения истории мира? Талибан или падение советской империи? Несколько возбужденных исламистов или освобождение Центральной Европы и конец холодной войны?».

Акция по втягиванию СССР в вооруженный конфликт была предварительно согласована с правительствами Пакистана, Саудовской Аравии и Китая. Помощь «моджахедам» поступала через ЦРУ и Ми–6. Синхронно против СССР был включен механизм экономических и политических санкций. Наиболее резонансной из них стал бойкот Олимпиады–80. Одновременно решались задачи нанесения экономического удара по СССР, подрыва мощи его вооруженных сил, отвлечение внимания от усиления американского проникновения в зону Персидского залива (важнейшего, по оценке Бжезинского, региона планеты).

Судя по сценарию юго-осетинского и абхазского конфликта 2008 г., стратегия расставления «военных ловушек» против России по-прежнему актуальна.

Характерна в этой связи номинация вероятных противников среди государств православной идентичности (Грузия, Украина, Молдова). Именно с ними, парадоксальным образом, у Российской Федерации имеются территориальные разногласия. Именно они воспринимаются в массовых представлениях россиян как наиболее недружественные на пространстве Содружества Независимых Государств. Среди всех внешних противников 

России впереди них по степени враждебности фигурируют лишь Соединенные Штаты. Идея формирования православного союза (тем более, осуществления православной интеграции) лишается, таким образом, перспективы (рис. 5.5.12–5.5.13).

Организован даже надлом отношений с Белоруссией. Теперь уже не она, как это было несколько лет назад, а Казахстан воспринимается россиянами в качестве главного дружественного государства (рис. 5.5.14).

Вместе с тем, несмотря на все прозрения, связанные с постъюгославской и постосетинской реанимацией духа холодной войны, у значительной части российского населения сохраняются наивные иллюзии о дружественности Запада. Суммарно западные страны имеют в качестве друзей России более высокий рейтинг, чем государства «ближнего зарубежья» или представители азиатского континента. Имеется даже определенное число респондентов, считающих основным союзником для России Соединенные Штаты Америки. Таковых даже больше, чем, к примеру, верящих в союз с Арменией или Сербией (рис. 5.5.15).

У России, таким образом, сегодня совершенно отсутствует закрепленное историческим опытом традиционное видение геополитических врагов и союзников. Внешнеполитические предпочтения россиян отличаются высокой эластичностью, сравнительно свободно переформатируясь под воздействием, оказываемым через средства массовой информации.