Как северные корейцы улучшают свою карму

Федор Тертицкий

С момента прихода к власти Ким Чон Ына в СМИ не утихают слухи о том, что в КНДР вот-вот начнутся реформы. На днях радиостанция «Свободная Азия» сообщила, что на Севере якобы собираются ввести «новую систему управления экономикой», согласно которой промышленные предприятия получат право самостоятельно определять цены и способ производства своей продукции, а также должны будут самостоятельно закупать необходимое сырье. Так ли это? Пока сообщение пришло только из одного источника, проверить его возможности  нет, но если реформы действительно начнутся, скрыть это никак не удастся. 

В то же время, в главной северокорейской газете «Нодон синмун» за 30 июля была опубликована статья, которая заставляет смотреть на слухи о реформах более скептически. Называется она «Ожидать от нас перемен – это бред идиота». Статья полна уверений в том, что корейский народ твердо стоит на позициях «великого дела великой сонгунской революции несравненно великих людей» и что ожидать перемен, как это делает «марионеточная клика» (имеется в виду южнокорейское правительство), – это равносильно ожиданию того, что солнце взойдет не с востока, а с запада.

В любом случае, экономические реформы, если они все-таки начнутся, потребуют от руководства КНДР титанических усилий, поскольку менять нужно будет многое, если не почти все. 

Во-первых, придется признать существование рынков – и не в качестве «антисоциалистических проявлений», которые приходится терпеть в силу обстоятельств, а в качестве благотворного для экономики фактора. 

Во-вторых, придется существенно упростить порядок поездок по стране, т.к. для рыночной экономики необходима существенно бóльшая свобода перемещений, чем для плановой.

В-третьих, переход на рыночные рельсы означает отказ от карточной системы. Между тем, эта система воспринимается северокорейцами, особенно средним и старшим поколением, как символ стабильности, так как в относительно сытые кимирсеновские времена карточки были, а во времена голода 1990-х, от которого погибло около 600 000 человек, карточек не было. Примерно также карточки подавались и официальной пропагандой: когда в октябре 2005 года была проведена неудачная попытка восстановить карточную систему, это подавалось властями как возвращение к норме. 

В-четверых, реформы означают отказ от системы, которая на протяжении десятилетий было основой северокорейского общества. Называется эта система «сонбун». О ней следует рассказать поподробнее.

Согласно этой системе, все население КНДР делится на четыре больших группы, так называемые «слои» – «особый», «основной», «обычный» и «смешанный». Каждая группа состоит из множества подгрупп. 

Принадлежность к тому или иному слою и группе в современной Северной Корее определяется на основании двух факторов. Первый – это так называемый «чхульсин-сонбун» – социальное происхождение и профессия в период японского колониального правления и Корейской войны. Чхульсин-сонбун наследуется по мужской линии. Второй – «сахве-сонбун» – это собственно положение, занимаемое человеком в северокорейском обществе. Например, рабочий, крестьянин, служащий, учитель, полицейский и т.п. Несколько особняком стоят две категории – член партии и «удостоенный аудиенции» (чопкёнчжа). 

О последнем следует сказать немного подробнее. Такой статус получает любой северокореец, запечатленный на фотографии с Вождем или поговоривший с ним в течение 20 (и более) минут. «Удостоенный аудиенции» – это один из лучших показателей сахве-сонбуна, и он всегда значительно повышает шансы человека на успешную карьеру. В частности, этим объясняется то, почему на памятных фотографиях, публикуемых в вестнике ЦК «Нодон синмун», может быть запечатлена сразу тысяча человек. У всех, кто попал на фотографию, произошло очень радостное событие – их сонбун, и, следовательно, жизненные перспективы заметно улучшились.

На что влияет сонбун? Во-первых, на место жительства – северокорейцам с плохим сонбуном запрещено жить в Пхеньяне.  Во-вторых, на образование – доступ в престижные вузы для лиц с плохим сонбуном закрыт, хотя в последние годы некоторые сотрудники провинциальных университетов стали игнорировать это правило, на свой страх и риск. В-третьих, на трудоустройство – стать, например, преподавателем университета или сотрудником обычной полиции, не говоря уже о политической, с плохим или просто не очень хорошим сонбуном нельзя. И более того, чтобы быть просто допущенным в качестве кандидата в сотрудники политической полиции, хороший сонбун (как чхульсин, так и сахве) должен быть не только у потенциального кандидата, но и у всех его родственников до шестого колена включительно.

Карточный паек, однако, от сонбуна не зависел никогда.

Можно ли поменять сонбун? Чхульсин-сонбун – практически никогда, даже за взятку, несмотря на высочайший уровень коррупции в КНДР. Дело в том, что записи о нем находятся сразу в четырех местах: в местной управе, в организации, членом которой является северокореец (это может быть партия, комсомол, женский союз, профсоюз или Союз крестьян), в обычной полиции и в политической полиции, и поэтому чиновники обычно предпочитают не идти на риск, чтобы не быть пойманными.

Что касается сахве-сонбуна, то в эпоху Ким Ир Сена, то есть в период до 1994 г., поменять его тоже было крайне сложно: человека с плохим происхождением не брали на хорошую работу, поэтому и сонбун у него оставался не очень высоким. Сейчас, однако, нравы в Северной Корее стали куда либеральнее. Во-первых, любой человек, отслуживший в армии или проработавший на новом месте не менее трех лет, может получить соответствующий сахве-сонбун. Решение о его смене принимает местная партийная организация. Во-вторых, при вступлении в партию северокореец получает сахве-сонбун члена партии. В партию, к слову, теперь, в отличие от кимирсеновских времен, может вступить и человек с плохим происхождением. И, наконец, в-третьих, некоторые северокорейские чиновники стали просто игнорировать чхульсин-сонбун при принятии человека на работу, считая, что несправедливо наказывать кого-то за грехи прадеда (а с колониальных времен прошло уже несколько поколений).

Сахве-сонбун может быть изменен и в сторону понижения. В первую очередь это относится к бывшим заключенным, их родственникам, а также родственникам беженцев из Северной Кореи. Эффект от таких мер, однако, зачастую бывает прямо противоположный ожидаемому: поражение в правах вполне может стать последней каплей, из-за которой человек решается на побег из страны.

Как видно из вышесказанного, роль сонбуна в северокорейском обществе постепенно снижается, поэтому, возвращаясь к теме реформ,  Ким Чон Ыну при желании отменить его будет не так сложно, как, скажем, Ким Чен Иру в 1994-м. Связано это как с социальными переменами в стране, так и с тем, что с момента окончания колониального периода, к которому привязан сонбун, прошло уже больше 60 лет. Однако эта архаичная система все еще продолжает действовать, и для перехода к капитализму китайского образца ее отмена будет совершенно необходима.