|
|
 Полина Панасюк (Беларусь)
Полина Панасюк родилась в 1975 г. Историк и политолог. Выпускница Брестского государственного университета. С 1997 г. – активный участник демократических партий и организаций Беларуси: БНФ, «Молодого Фронта», Правозащитного центра «Вясна». В 2001–2004 гг. – одна из координаторов движения Сопротивления «ЗУБР». Неоднократно принимала участие в независимом наблюдении за выборами в Беларуси, России. Была межрегиональным координатором независимого наблюдения за президентскими выборами в Беларуси в 2006 г.
В 2005 г. как стипендиат правительства Республики Польша с отличием окончила одногодичный политологический курс Варшавского Университета. В своей научной работе занимается исследованием проблем геополитики Центральной и Восточной Европы.
Ослабленный войнами и спровоцированной внутренней дезинтеграцией, Балто-Черноморский регион (БЧР) в конце XVIII в. был механически поделен между Австрией, Пруссией и Россией. При этом державы-захватчики не опирались на какие-либо исторические или этнические границы. Польша попала в прусскую и австрийскую части раздела. Наиболее этнически поделенной оказалась Украина, где один за другим шли разломы: между Польским королевством и Великим Княжеством Литовским, Московским государством и Речью Посполитой, Австрией и Россией. Территория ВКЛ и восточной Балтики оказались целиком изъяты из европейского поля. Восточная часть БЧР по оси Север – Юг даже хронологически выпала из Европы: григорианский календарь, действовавший в Речи Посполитой с 1584 г., был заменен юлианским.
Исчезновение Речи Посполитой как геополитического фактора сделало «высвободившееся» пространство Балто-Черноморского региона предметом имперских концепций стран-захватчиков. Смысл этих концепций сводился к переориентации комплементарности БЧР с внутренней на внешнюю, что грозило ему полной дезинтеграцией и невозможностью новой консолидации в будущем. Соответственно, на другом полюсе выдвигались проекты Балто-Черноморского региона, в той или иной форме направленные на упреждение и противостояние дезинтеграции. Наибольшее количество инициатив относительно «обустройства» БЧР традиционно исходило из России, причем независимо от либеральных или консервативных взглядов их создателей, все они носили откровенно имперский и колониальный характер.
1. Развал CCCP, геополитическая «черная дыра» и попытки ее заполнения
1.1. Московский проект
После Первой мировой войны сложилась версальско-вашингтонская система: дезинтеграция германо-российской имперской связки позволила возродиться основательно подзабытым центрально- и восточноевропейским центрам силы. Однако эпоха «санитарных кордонов» оказалась самой кратковременной из всех политических систем Европы, отвыкшей идентифицировать Балто-Черноморский регион (БЧР) как самостоятельный центр силы. Недостаток геополитического мышления англо-французских элит в отношении пространства к востоку от Одры сделал возможным накопление Германией и СССР потенциала для новой схватки за континент, эпицентром которой вновь стал БЧР. Пакт Гитлер–Сталин (1939 г.) развязал Вторую мировую войну, в конечном итоге ставшую апогеем территориальной реализации программы панславизма в российском имперском варианте.
С окончанием Второй мировой войны в мире утвердилась биполярная система Ялта – Потсдам. Маккиндеровский Хартленд, окончательно отождествленный с СССР, дополнился Римлендом Н. Спикмана – Атлантической цивилизацией во главе с США как гарантом ее сохранения [1]. Функционально СССР был преемником Российской империи, унаследовав все ее фундаментальные политические и экономические черты в самых жестких и крайних формах, сменив лишь внешнюю атрибутику. Его схема была очерчена выдающимся геополитиком современности З. Бжезинским [2]. Стержнем внутренней империи стала Советская Россия с прилегающими республиками. Вторую группу составляли внешние круги империи – страны-сателлиты, огражденные от остального мира «железным занавесом», третью группу – географически отдаленные «клиенты империи» [3]. БЧР оказался между «первым» и «вторым» кругами этого «ада».
Перегрев «сверххимерной целостности» имперского СССР наступил во второй половине 1980-х гг. Пытаясь получить передышку для модернизации империи, руководство Советского Союза объявило «разрядку напряженности» во внешней политике и пошло на сближение с Западом под знаменем строительства «общеевропейского дома от Атлантики до Урала». Но большая открытость и контакты с внешним миром вызвали немедленную эрозию всей системы. 1989–1991 гг. стали начальным этапом упадка коммунизма и полураспада «империи зла»: СССР перестал существовать как централизованный механизм. Первой распалась внешняя оболочка союзно-оккупационной системы в Восточной Европе. «Упустив» эти территории, советский режим сосредоточился на сохранении хотя бы стержневого каркаса империи, допуская определенные послабления системы. Так, в Законе СССР «О распределении полномочий между Союзом ССР и субъектами федерации» (апрель 1990 г.) последним предоставлялась возможность осуществлять двустороннее экономическое сотрудничество, налаживать отношения с иностранными государствами, участвовать в международных организациях. Однако этот акт не смог сдержать возрождение государственности колоний. Начался процесс провозглашения суверенитетов. Путч в Москве в августе 1991 г. вызвал паралич центральной власти, и в декабре того же года дезинтеграция СССР была оформлена договором о создании Содружества Независимых Государств. России в качестве правопреемницы Советского Союза отошла его дипломатическая сеть, имущество, денежная система. Таким образом, по схеме З. Бжезинского, новообразованное СНГ являлось постимперской структурой, где республики отдалились от стержня РФ и образовали новую внешнюю империю.
Россия понимала, что восстановление национальной государственности бывших имперских кругов вело к восстановлению их исторических векторов ориентации (в случае БЧР – на Европу) и замыкало ее в границах начала XVIII в. Поэтому в СНГ Москва видела форму легализации ее особой роли и обеспечения особых интересов для восстановления контроля над утраченными регионами, в первую очередь в Восточной Европе. Идеальным проектом реставрации господства на постсоветском пространстве считалось преобразование СНГ в военно-политический союз во главе с Россией как «части будущих систем общей и всеобъемлющей безопасности для Европы и Азии» и признание за ним международного статуса. При этом рассчитывали, и небезосновательно, на согласие Запада, многие политики которого были не в состоянии выйти за рамки прежнего расклада в отношении сверхдержавной роли России, ее «прав» и места в новой системе безопасности Восточной Европы. Однако подписанный в 1992 г. Ташкентский договор о коллективной безопасности (ОДКБ) зафиксировал смещение российского пункта тяжести на юго-восток. Задуманная же Россией конструкция имела смысл при включении в нее Балто-черноморского региона СНГ и Кавказа. В результате в 1992–1994 гг. по этим территориям прокатилась волна «управляемого хаоса», и при прямой поддержке Москвы в некоторых странах к власти были приведены пророссийские режимы, после чего ОКДБ приобрел нужные очертания.
Россия планировала еще более усугублять «черноту» геополитической «дыры» постсоветского пространства, чтобы быть в ней единственным маяком. Уже в феврале 1993 г. президент РФ Б.Ельцин заявил, что ООН должна признать особые права России на территории СНГ – как «гаранта мира и безопасности», а в целом «для истинной безопасности Европы» взамен «устаревшего» НАТО необходима новая организация «при конструктивном участии России». Окончательно проект Москвы был сформулирован министром иностранных дел РФ А.Козыревым в т.н. доктрине «ближнего зарубежья». В ней предлагалось формирование трех сфер европейской безопасности: Западной Европе безопасность гарантировали бы США, СНГ – Россия, а бывшему внешнему кольцу СССР – совместно США и Россия. Таким образом постсоветское пространство провозглашалось зоной преимущественных интересов России. Доктрина «ближнего зарубежья» была отвергнута, прежде всего, самим «ближним зарубежьем» по вполне понятным причинам. Российская тактика после этого изменилась: был взят курс на двухсторонние отношения по имперско-вассальной схеме. В результате к настоящему времени пространство СНГ превратилось в мозаику разнокалиберных и разнонаправленных блоков. Главный фактор, сдерживающий его распад,– зависимость от российского энергетического сырья. Говорить о какой-либо реинтеграции в СНГ в принципе невозможно, т.к. никогда не было никакой интеграции. Существовала лишь грубая сила, составляющая суть любых московских проектов.
1.2. Вышеградский проект
В коммунистической системе БЧР оказался разделенным между внутренним и внешним кольцом империи СССР, что содействовало ослаблению геополитического чувства общности и замене его географическим. Так, произошло естественное взаимное сближение Польши и двух давних частей политико-династической Ягеллонской федерации – Венгрии и Чехии. Все три страны имели горький опыт попыток освободиться от советской оккупации и общие тенденции развития, что обусловило эффективность совместных действий после «бархатных» революций 1989 г. [4].
С падением коммунистической системы в этих государствах началась интенсивная переориентация внешнеполитических и внешнеэкономических связей на Западную Европу и США. Оглашение общей позиции произошло в феврале 1991 г. в венгерском городе Вышеград, где главы Польши, Венгрии и Чехословакии в совместной декларации обязались включить свои государства в европейскую политико-экономическую систему, а также укреплять региональное, экономическое и культурное сотрудничество. В октябре того же года, после ликвидации ОВД, они объявили о намерении своих стран вступить в НАТО. Созданная таким образом Вышеградская группа (ВГ), в которую, после распада Чехословакии, вошли Польша, Венгрия, Чешская Республика и Словакия, рассматривалась как важный элемент субрегионального сотрудничества, укрепляющий позиции четырех партнеров в процессе европейской интеграции. Для западной части Балто-Черноморского региона ВГ стала первой добровольной интеграционной структурой постсоветского периода. Правда, центр тяжести Вышеградской группы тяготел к Балкано-Дунайскому региону. Свидетельством такого подхода стало создание в 1992 г. зоны свободной торговли Центральной Европы на базе Центральноевропейского соглашения о свободной торговле (ЦЕФТА). Кроме стран – членов Вышеградской группы, в ЦЕФТА вошли Болгария, Словения, Румыния и Хорватия. Намерения Польши (Л. Валенса) уравновесить этот крен сотрудничеством с Украиной, Беларусью, Россией не получили развития. В результате уже к середине 1990-х гг. польские политологи признали, что южный вектор для Польши геостратегически слабый [5]. В других странах Вышеградской группы по мере укрепления государственности и прояснения евроинтеграционных перспектив интерес к нему также падает. Деятельность ВГ оживилась в начале 2000-х гг., когда был создан Международный Вышеградский фонд, поддерживающий совместную деятельность в области культуры, образования и молодежного обмена. После вступления в мае 2004 г. в Европейский Союз страны Вышеградской четверки приняли решение о своем дальнейшем взаимодействии «в установленных ранее рамках». Таким образом, вышеградская модель интеграции не переросла в создание крупного экономического или политического центра силы Восточной Европы
В некоторых моментах – транспортные коммуникации, топливная инфраструктура, оставшаяся в наследство от СССР, – Вышеградская группа и страны БЧР имеют общий интерес и могут совместно представлять свою позицию на международном уровне. Деятельность в этой сфере требует от стран ВГ нового подхода к позиционированию себя в мировой политике. Они должны, во-первых, анализировать ситуацию и действовать с учетом перспективы ЕС как целостности, а во-вторых, координировать восточную политику как в рамках четверки, так и с другими партнерами – странами Балтии, Финляндией, Германией.
1.3. Расширение НАТО на Восток
В Ялтинско-Потсдамском устройстве Европы Балто-Черноморский регион оказался в географическом эпицентре борьбы двух центров силы, соперничество которых происходило, в первую очередь, по линии конкуренции военных потенциалов блоков НАТО и Организации Варшавского договора. Конечный успех Альянса в противостоянии с советским лагерем, придерживавшегося доктрин «сдерживания» (1949–1967 гг.), а затем «гибкого реагирования» (до 1991 г.) [6], был определен интегральностью его структуры против общей угрозы с Востока. С ликвидацией Варшавского договора НАТО воспринималось единственной милитарно организованной силой, способной гарантировать освободившимся странам «твердую» безопасность от повторной оккупации. В ноябре 1991 г. была принята новая концепция Альянса, составной частью которой стало сотрудничество с новыми партнерами в Центральной и Восточной Европе. Впервые в истории в фундамент военной политики НАТО был заложен курс на развитие широких связей с группами государств, не являющихся членами Блока. К первой группе относились страны Вышеградской группы, твердо придерживавшиеся курса на вступление в НАТО, а для второй группы была характерна тесная зависимость от России, из-за чего эти страны оказались в т.н. «серой зоне» безопасности. Для обеих групп действует семь важнейших механизмов взаимодействия с НАТО: Совет евроатлантического сотрудничества (с 1991 г.), программа «Партнерство ради мира» (с 1994 г.), Планы действий (с 1999–2002 гг.) и др., участниками которых стали все страны БЧР [7]. Успехи, достигнутые в сотрудничестве, были отображены в принятой в 1999 г. стратегической концепции, где Североатлантическому альянсу отводилась главная роль в структуре североатлантической безопасности.
За последовавшим в 1997 г. официальным приглашением состоялось расширение Блока за счет вхождения в него стран Вышеградской группы (1999 г.) и Балтии (2004 г.). Основной целью политики Альянса в отношении еще не принятых восточных партнеров является «активная поддержка внутренних демократических перемен и помощь в стабилизации пространства СНГ через поддержание способности его стран противостоять угрозам безопасности в сотрудничестве с НАТО в этой сфере» [8]. Эта политика распространяется и на те страны, которые пока не высказали своего намерения присоединиться к Блоку.
Расширение НАТО происходит в рамках европейской концепции стратегических регионов. К сожалению, отсутствие ясного понимания реалий постсоветского пространства не позволило ее разработчикам включить Балто-Черноморский регион в одну стратегическую зону. В результате страны Балтии были выделены в северный стратегический округ, а страны Вышеградской группы, Украина и Молдавия – в центральный [9]. Тем не менее, фактор расширения Альянса означает, что весь БЧР рано или поздно будет включен в единую с Европой милитарную структуру.
Ключевым государством на центральном направлении расширения НАТО стала Польша. В рамках «политики восточного измерения» Альянс стремится «перенести акцент из области декларации в область практических действий» и удержать восточную проблематику в сфере своих интересов. Особенно значимо для Польши включение в НАТО Украины [10]. Это государство БЧР в современном геополитическом раскладе играет важную роль, поскольку «замыкает» РФ в юго-западном направлении. Вместе с тем близость к России долгое время не позволяла Украине определиться в своих отношениях с Альянсом [11]. Только в 1997 г. состоялось подписание соглашения об Особом партнерстве НАТО – Украина, где задекларирована поддержка независимости и территориальной целостности страны, которая, в свою очередь, начала реформу военного сектора по натовским стандартам.
С 2002 г. Украина официально стремится к партнерству с Североатлантическим альянсом, и поэтому для нее был принят индивидуальный План действий. Стандарты НАТО как военно-политической организации оказывают влияние и на политическую трансформацию Украины. Так, в 2004 г. Альянс выдвинул в качестве условия дальнейшего сотрудничества с Украиной демократичность проведения президентских выборов.
Среди всех стран Балто-Черноморского региона имеют с НАТО ограниченные контакты только Беларусь и Молдавия, хотя последняя ожидает от него помощи в урегулировании приднестровского конфликта и выводе российских войск. Эти два государства можно рассматривать как еще оставшиеся в регионе территории российского военного присутствия и «последние рубежи» перед расширением НАТО. Когда в середине 1990-х гг. стал очевиден провал российской тактики сопротивления этому процессу, РФ перешла к ограниченному сотрудничеству с Альянсом, пытаясь извлечь из него главным образом экономическую выгоду. В этом контексте следует рассматривать договоренности НАТО с Россией, зафиксированные в Основоположном акте 1997 г. и механизмы т.н. привилегированного партнерства, действующие с 2002 г.
Таким образом, в процессе расширения НАТО на Восток БЧР эволюционировал от «переднего края обороны» СССР до составной части евроатлантической структуры, способной самостоятельно определять направление ее развития.
2. «Быть или не быть» Балто-Черноморскому региону
Наследием колониальной системы СССР стала крупнейшая за всю историю Балто-Черноморского региона его дезинтеграция по оси Восток – Запад. По краям оси Север – Юг (Балтия – Молдавия – Крым) БЧР находится в тисках этно-идеологических плацдармов России – «русскоязычного населения», дестабилизирующего структуру региона в политическом и территориальном плане. Преодоление такой ситуации было положено в основу формулируемых странами БЧР идей и концепций национальной безопасности. Общей для постсоветской части Балто-Черноморского региона на начальном этапе стала идея нейтрального «моста» между Западом и Востоком. Однако с учетом современных реалий безопасности она стратегически не оправдалась.
Балто-Понтийская доктрина – так американские политологи обозначили после распада СССР возможный союз Украины, Беларуси, Литвы. З.Бжезинский, автор концепции, доказывал, что Балто-Черноморский Союз интересен США как пояс, замыкающий Россию с ее экспансионистскими намерениями в Азии [12].
2.1. Польша
Результаты Второй мировой войны вновь резко изменили геополитическую ситуацию Польши. Пришедшее к власти коммунистическое правительство видело в Москве опору своего существования и гаранта будущего status quo для Польши в Европе. Оно выступало за пересмотр западных и северных границ за счет Германии, а также за отказ от беларусских и украинских территорий II Речи Посполитой. Реализация этих планов давала возможность построения однонационального польского государства в соответствии с концепцией Р. Дмовского. Официальной доктриной ПНР, как и других собратьев по социалистическому лагерю, во внешней политике и национальном вопросе стал курс «пролетарского интернационализма». Но на деле проводилась выгодная Москве политика «разделяй и властвуй», направленная на уничтожение вековой этнической мозаики БЧР. Этносы подгонялись под политические рамки той или иной республики, что часто вело к ассимиляции и закладывало фундамент конфронтации.
Ведущей федералистской концепцией современной Польши является идея т.н. Межморья. Ее автор – лидер Конфедерации независимой Польши Л. Мочульский. Главное содержание идеи состоит в том, что страны Восточной Европы, расположенные между Балтийским, Черным и Адриатическим морями, ради сохранения собственной самостоятельности и самобытности должны максимально интегрироваться, чтобы не оказаться проглоченными постиндустриальным Западом или шовинистической Россией. Концепции Межморья созвучна и выдвинутая в начале 1990-х гг. идея Президента Польши Л. Валенсы «НАTO-бис». Слабым местом подобных концепций представляется слишком большой охват территории с разнонаправленными векторами тяготения, что делает условную федерацию внутренне неустойчивой и недолговечной.
Приоритет сотрудничества в рамках БЧР Польша с момента распада СССР отдавала Украине. «Одной из основных задач польской внешней политики, – отмечал первый Посол РП в Украине Ежи Козакевич, – является распространение и укрепление разносторонних двусторонних отношений с Украиной, которые облегчили бы ей путь к европейским институтам». Так, Польша в рамках натовской программы «Партнерство ради мира» оказала Украине помощь в сфере военного сотрудничества, а на европейских форумах выступает в своеобразной роли ее «адвоката».
В таком же направлении, как и с Украиной, могли бы развиваться польско-беларусские отношения, но их полноценной реализации следует ожидать после ликвидации пророссийского режима в Беларуси. Гораздо более слабо выражены позиции Польши в отношении стран Балтии, где она выступает, скорее, как «статист».
Таким образом, можно сказать, что в современной польской политической мысли присутствует идея необходимости геополитического единства БЧР. Польша готова и стремится играть активную роль в интеграционных процессах региона. Однако традиционной помехой в реализации этих планов выступает Россия. Сегодня Польша надеется занять новое место в БЧР как фланговое государство ЕС.
2.2. Украина
Украина в критические моменты национально-государственного становления в течение 20 в. не раз возвращалась к идее заключения унии со странами БЧР. В середине столетия необходимость такого образования обосновывал украинский геополитик Ю. Липа в книге «Назначение Украины».
В программных внешнеполитических документах, принятых Украиной после распада СССР, подчеркивалась приоритетность развития отношений с «граничащими» и «географически близкими» государствами. Украина геополитически и геоэкономически позиционирует себя как центральноевропейское и одновременно черноморское государство и, исходя из этого, выводит векторы своей интеграции [13]. Первоначально внешнеполитический приоритет отдавался попытке повторить «рывок на Запад», продемонстрированный Вышеградской группой. Для этого ставилась задача интегрирования в центральноевропейские региональные структуры как промежуточный этап реинтеграции в Европу. Неудача данного проекта переориентировала Украину на интеграционные процессы в БЧР. Актуальность сближению добавлял усилившийся к середине 1990-х гг. на всем пространстве Балто-Черноморского региона прессинг России. Поэтому формирование Балто-Черноморской федерации могло стать реальной альтернативой СНГ.
В 1994 г. в Киеве создается Лига партий стран Межморья, которая должна была генерировать идею Балто-Черноморского альянса (БЧА) как зоны стабильности и безопасности. С БЧА связывались большие перспективы. Так, советник Президента Украины Олег Соскин в тот период говорил, что «Альянс станет стабилизирующей системой, своеобразным модулем между Европой и Азией» [14]. Концептуально БЧА был воплощением польской идеи Межморья, т.е. формально в него включались и страны Адриатики, но этот вектор интеграции был заведомо ненадежен. В БЧР, естественном геополитическом пространстве для его реализации, Альянс оказался под ударом после установления пророссийского режима в Беларуси. С этого момента наступило ослабление оси балто-черноморского сотрудничества, и потенциал идеи казался исчерпанным.
Во второй половине 1990-х гг. акцент в рамках балто-черноморского сотрудничества сместился на стратегическое партнерство с Польшей в преддверии ее интеграции в ЕС. Новые формы взаимосвязей в БЧР могли бы стать, как считал О. Соскин, ступенью к ЕС для тех стран, которые пока не вошли в него: «Назревает необходимость объединения этой группы стран, которое формировалось бы под прямым воздействием ЕС, а именно Балто-Черноморского экономического альянса. Создание такого Альянса как второго дивизиона ЕС дает возможность странам, освободившимся от советского колониализма, выйти на новую ступень социально-экономического развития» [15]. В 1999 г. по инициативе Президента Украины Л. Кучмы прошел Балто-Черноморский форум, который сделал возможным реализацию нескольких транспортных проектов.
В случае Украины наибольшее значение и резонанс получило южное крыло балто-черноморского партнерства – ГУУАМ. Это направление, в принципе, географически противоположное ее устремлениям, продиктовано изменившейся геополитической ситуацией. ГУУАМ образовался в 1997 г. как политико-консультативный форум, но нельзя сомневаться, что за этим стояло желание южной дуги СНГ избежать участи Беларуси и выйти т.о. из-под российского прессинга. Из-за неконсолидированности его членов ГУУАМ не перерос в военно-политический союз, проект не получил и надлежащей западной поддержки. Параллельно Москва и подконтрольные ей режимы образовывали свои структуры (ЕврАзЕс). Поэтому Ялтинской саммит ГУУАМ (1999 г.) обозначил приоритетность экономического направления интеграции, отмежевываясь от перспектив превращения организации в военно-политическую структуру, направленную на «противостояние с Россией и СНГ» [16].
Поскольку транзит энергоносителей – важный геополитический фактор Украины, рассматриваемый в качестве усиления ее влияния не только в регионе, но и в Европе в целом, большинство украинских экспертов считают, что главный национальный интерес Украины в ГУУАМ – это создание стратегического транснационального Евразийского нефтетранспортного коридора (ЕАНТК). В этом Украина надеется на поддержку Европы, представляя преимущества ЕАНТК в сравнении с другими проектами транспортировки каспийской нефти и фактически увязывая с ним будущее ГУУАМ [17]. США поддерживают ГУУАМ как противовес российскому влиянию, многократно возросшему в Украине с приходом к власти в РФ В. Путина. Однако для проевропейских сил Украины усиление российских позиций было несовместимо с задачей интеграции в Европу, т.к. толкало страну в евразийское геополитическое пространство.
Новые возможности и перспективы для Украины как выразителя интересов БЧР и движущей силы региональной интеграции появились после победы Оранжевой революции 2004 г. Страна взяла на себя роль геополитического плацдарма для «третьей волны освобождения Европы». Весной 2005 г. руководители государств ГУАМ (после ухода Узбекистана), Литвы и Румынии договорились «продвигать демократию от Балтики до Черного моря» и подписали совместное заявление о создании на базе ГУАМ новой международной региональной организации (в конце 2005 г. образовано Сообщество демократического выбора). Закладывание подобных целей в фундамент балто-черноморского сотрудничества дает надежду, что консолидирующей БЧР идеей в ближайшей перспективе станет политическое воссоединение с регионом слабого, но стратегически важного беларусского «звена».
2.3. Беларусь
В ХХ в. периоды независимости Беларуси были настолько краткими, что единственное, на чем успевали сосредоточиться национальные силы, это было обоснование существования государства и преодоление оккупационных мифов. Одно из важных достижений – выработка в первой половине 1990-х гг. официальной концепции истории – определение древней Литвы как составной части Беларуси, а ВКЛ – как феномена беларусской государственности. Опровергнута российская концепция о 1000-летней цепи завоеваний Беларуси «литовцами и поляками».
Обращение к теме национальной безопасности через интеграцию БЧР было полностью закономерным для Беларуси. В 1992 г. Беларусский Народный Фронт выдвинул идею создания Балто-Черноморского союза как буферного международного образования без военных баз НАТО и России. Здесь должны были действовать единые экономические механизмы, прежде всего – единые транзитные тарифы. Сооружение нефтяного и газового коллекторов по историческому маршруту «из варяг в греки» восстанавливало бы исконную ось взаимодействия БЧР и одновременно обеспечивало ему энергетическую независимость от России. Были сделаны и первые шаги в этом направлении в виде заключения балто-черноморского партийного альянса. Опасаясь потерять рычаги контроля над БЧР и оказаться в «геополитической резервации границ Московии», Россия упредила создание БЧС фактической оккупацией Беларуси.Установление марионеточного режима А. Лукашенко и узурпация им власти расчистили России дорогу для уничтожения беларусского суверенитета под видом «российско-беларусского союза».
Создание такого союза имело целью, помимо блокирования планов реализации «балтийско-черноморской дуги», обеспечение России противовеса расширению НАТО и «более сильных позиций» в отношениях с Украиной, странами Балтии и Центральной Европы (прежде всего Польши)». Вывод: поддерживать Лукашенко «всемерно и всеми доступными средствами». Этого очевидного факта не могли понять даже некоторые анталукашенковские силы в Беларуси. Так, либералы считали, что причина беларусских проблем лежит в экономике и что беларусская демократия нуждается в «поддержке и помощи России» [18]. Сложно было донести и до Европы суть случившегося в Беларуси.
Нынешнюю Беларусь называют «главным больным Европы». «Лукашенковская матрица», создающая глобальное напряжение в начале XXI в., апробирована в Беларуси и дает метастазы на другие территории. За этим процессом стоят силы, которые жаждут возврата если не всего бывшего Союза Советских Социалистических республик, то, по крайней мере, его беларусско-российской части, в состояние «красной дыры» в мировом политико-правовом пространстве.
2.4. Россия
Говорить об участии или вкладе России в идею реинтеграции Балто-Черноморского региона просто невозможно. В случае этого государства речь может идти лишь о планах дезинтеграции, переустройства, раздела и т.д. пространства БЧР исключительно в интересах России.
После исчезновения идеологической оболочки СССР на поверхность вновь вышла идея империи в панславянской ипостаси. Одним из первых такую трактовку вынес на суд общественности писатель А. Солженицын в эссе «Как нам обустроить Россию?» (1990 г.). В этой работе особого внимания заслуживает тезис о невозможности существования России как центра силы без «славянского ядра СССР», в состав которого Солженицын, кроме Украины и Беларуси, зачислил и русифицированный Казахстан. Проект был принят общественностью – от экстремистов до демократов – благосклонно. В вопросе территориальных интересов у российских течений и направлений наблюдается единодушие.
Судьба БЧР российскими геополитиками решалась в рамках глобальных концепций, выдвинутых в 1990-е гг. в связи с надвигающимся процессом расширения НАТО и ЕС. Осью подобных изысканий являлось неприятие «однополярного мира во главе с США» и стремление России вернуть себе статус сверхдержавы. Так, концепция Великой Европы предусматривала «возвращение России в Европу», неотъемлемой частью которой Русь была 1000 лет назад. «Если в ряду мировых центров силы Россия через 20 лет будет почти не видна, то в европейском масштабе она остается одной из крупнейших стран. Интеграция превратит ее преимущества из предмета вечной озабоченности европейцев в фактор могущества и самостоятельности». А «реинтеграция России с Украиной и Белоруссией будет бесконфликтной, взаимовыгодной и естественной именно в европейских рамках, равно как и возвращение России в экономику и политику Центральной и Восточной Европы» [19].
В таком же духе выстроена и теория неоевразийства А. Панарина [20]: Россия не антагонист Запада, а его дополнение и партнер в «цивилизационной миссии» упорядочения мира, и за это Запад должен отказаться от поддержки национальных государств на постсоветском пространстве, и особенно Украины. Украина + Германия = Миттельевропа, которая несет угрозу войны геополитических центров. Немецкая доминация для Восточной Европы означает маргинализацию славянства. Если Центральной Европе удастся сохранить культурно-политическое отличие от Западной, Россия сможет отстроить систему, которую Панарин называет «вторым миром» [21]. Аналогичные планы Россия может реализовать и в отношении стран Балто-Черноморского региона, если не допустит их трансформации по центральноевропейскому типу. Данная схема уже работает в современной Беларуси.
Вторая половина 1990-х гг. – провал антинатовского курса, потеря влияния в странах СНГ – вызвала в России кризис прежних доктрин. Спектр теорий колебался от попыток объективно взглянуть на взаимоотношения РФ с соседями до крайнего шовинизма, генерируемого научными инстанциями типа РАН: «На смену геополитическим интересам Мировой системы социализма логично должны прийти собственно Российские геополитические интересы»; «Первый круг непосредственных национальных интересов России – это восстановление нашего исторического пространства в Латвии и Эстонии, Молдавии, Казахстане, Грузии», а также «восстановление культурно-исторической среды» от Финляндии и Балкан до Киргизии» [22]. Вслед за неоимперской риторикой в геополитические инструменты России вновь была включена РПЦ («Православная церковь, по сути, осталась единой объединяющей силой, существующей на территории бывшего СССР»), которая трактует большую часть БЧР как свою «экуменическую» территорию [23].
В начале XXI века к власти в России пришли силы, ориентированные на «прагматический» империализм в русле т.н. «евразийской интеграции». Основным инструментом «увязки» стала транспортно-коммуникационная система энергоносителей. Путем захвата контроля над энергетическими потоками из СНГ в Европу Россия стремится восстановить геополитическое лидерство в регионе.
В настоящее время, после неудач с Грузией и Украиной, Россия во внешней политике, скорее всего, сосредоточится на удержании в сфере влияния Беларуси и Приднестровья как своих опорных пунктов в Европе, а во внутренней продолжит скатывание к милитарно-шовинистической пропаганде. В 2005 г. президент В. Путин заявил: «Россия – крупная страна с большими национальными интересами», а в чем суть этих интересов уточнил глава Российской Думы Б. Грызлов: «всегда и во всем быть первыми».
3. Европейский Союз – новый актер. «Восточное измерение»
Впервые за последние триста с лишним лет вместо понимания Европы, разделенной на две части – западную и восточную, воссоздается целостная Европа, единая в геополитическом, геоэкономическом и географическом смысле. Этот процесс институализирован в Европейской Унии. С 1991 г. началось поэтапное вхождение в ЕС стран Центральной Европы и Балтии. В ходе расширения Европейский Союз столкнулся с необходимостью выработки концепции регионализации безопасности. Она заключается в оказании ЕС политической поддержки региональным инициативам, которые направлены на новых соседей – не членов Евросоюза с целью создания в приграничных зонах разнообразных связей как предварительного этапа интеграционных процессов. Концепции измерений реализуют не просто приграничные страны, а те, которые имеют в данном регионе собственные стратегические интересы. Закономерно, учитывая традиционные немецкие интересы в БЧР, что первооткрывателем «восточного измерения» для ЕС стала объединенная Германия [24].
Германское «восточное измерение» (Ostpolitik) базировалось на деятельности европейских институций – Совета Европы, НАТО, ОБСЕ и различных фондов, через которые немцы реализовывали главным образом свои интересы. Сближение с Польшей в начале 1990-х гг. произошло на почве общей заинтересованности расширения ЕС и НАТО за счет Центральной и Восточной Европы. В первой половине 1990-х гг. Германия активно лоббировала страны – кандидаты в ЕС, т.к. для нее были выгодны экономические преимущества расширения Евросоюза перед НАТО. Немецкая версия «восточного измерения» была принята в качестве общей для ЕС в целом.
По мере расширения и удаления границ ЕС на Восток и Север обнаруживалась неэффективность этой версии и искаженность под российским влиянием знаний европейцев о новых территориях. В 2001 г. для осуществления внешнеполитической деятельности в новых реалиях ЕС принял концепцию общей внешней политики и безопасности, в рамках которой роль лидера в формулировании «восточного измерения» взяла на себя Польша.
Польская версия комплекса совместных действий «восточного измерения» базировалась собственно на польской восточной политике. Впервые его предложил польский министр Б. Герэмэк в 1998 г. [25]. Планировалось, что после расширения ЕС новая восточная политика будет опираться на «два столпа» – региональную стратегию «восточного измерения», которая должна охватывать Беларусь, Украину и Молдавию, и специальные стратегии для отдельных государств, в т.ч. для Калининградской области. Общими целями «восточного измерения» признаются обеспечение мира и стабильности в регионе в политической, экономической и общественной областях, а его особенностью – повышенное внимание к политике коллективной и национальной безопасности, которая осуществляется в сфере т.н. мягкой безопасности, что предпологает развитие экономических, социальных, культурных связей ЕС с не членами Евросоюза. «Восточное измерение» устанавливает универсальные механизмы и цели сотрудничества, а именно:
адаптационные программы,
измерение юстиции и внутренних дел,
трансграничное сотрудничество,
социальный диалог и программа поддержки транспортной инфраструктуры [26].
Реализация «восточного измерения» сталкивает Польшу с Россией и ЕС, но сближает с США. Вероятно, из-за проамериканской позиции Польши «восточное измерение» с трудом признается Европейским Союзом. Так, в 2003 г. оно не было выделено в отдельный сегмент Европейской политики соседства. Отклонен также датско-английский проект придания Беларуси, Украине и Молдове статуса «особого соседства». В 2004 г. в Европейской политике соседства вновь исключена возможность начала подготовительного этапа для обретения полного членства этих стран в ЕС.
После «конституционного» кризиса евроинтеграции (принятие Конституции, по мнению польских евроскептиков, ознаменовало бы «начало конца национальных держав») «восточное измерение», похоже, страны БЧР будут реализовывать самостоятельно. А принципы внешней политики Европейского Союза пока будут регулироваться договором об Общей внешней политике и безопасности EC.
4. Куда нам идти, как нам быть…
Время анизотропно, но движется по спирали. В какой-то момент возникает возможность реализовать шанс, упущенный на прежнем витке. Сможет ли в XXI в. Балто-Черноморский регион возродиться и преумножить то, что прервалось в конце XVIII в.? Трудно сказать. Наши страны поздно возвращаются в Европу, которая успела нас позабыть. Но мы смогли сохранить собственную самобытность и основы европейской цивилизации. Станут ли в таком случае наши государства одним из европейских островов, до конца ли проследуют за своим ориентиром или растворятся в противоположном направлении – зависит от осознания нами предоставленного историей шанса.
1. Tomasz Gabis. Powrot geopolityki. – http://www.wandea.org.pl/ karl-haushofer.htm
2. Zbigniew Brzezinski. Wielkie Bankructwo. Narodziny i smierc komunizmu w XX wieku. Paryz, 1990.
3. Jakub Kozera. Dumka na dwa serca. – http://wiadomosci.onet.pl/ 1210518,2678,3,kioskart.html
4. Zbigniew Brzezinski. Spadek po zimnej Wojnie. Warszawa, 1993. С. 159–161.
5. Roman Kuzniar. Geostrategiczne uwarunkowania bezpieczenstwa Polski // Sprawy miedzynarodowe, Warszawa 1993. С. 17.
6. Robert Kupiecki. Od Londynu do Waszyngtonu. NATO w latach dziewiecdziesiatych. Warszawa, 1998. С. 8–35.
7. Projekt OSW. Nowa rola NATO na obszarze WNP. Koncowy Raport Projektu. Warszawa, 2005. С. 22–25, 97.
8. Там же, с. 12.
9. Густав Молнар. Геополитика расширения НАТО // Россия и Центральная Европа в новых геополитических реальностях. Москва, 1998. С. 218.
10. Projekt OSW, с. 13.
11. Zbigniew Brzezinski. Wielka szachownica. Glowne cele polityki amerykanskiej. Warszawa, 1997. С. 152–153.
12. Zbigniew Brzezinski. Spadek po Zimnej Wojnie. Warszawa, 1993. С. 190.
13. В 1992 г. Украина стала членом Организации Черноморского экономического сотрудничества.
14. Міжмор’я. Бюлетень Ліги партій країн Балто-Чорноморсько-Адріатичного регіону. Випуск 1. Київ, серпень 1994. С. 7.
15. Характеристика геополитического пространства, возникшего после распада Российской империи // Економічний часопис. 1998. № 10.
16. ГУУАМ: реалії і перспективи // Національна безпека і оборона 2001. № 7(19). С. 5.
17. Там же, с. 15–22.
18. Шлындиков В.М. Беларусь – хроника экономического кризиса. М., 1999. С. 122.
19. Арбатов А. Национальная идея и национальная безопасность // МЭ и MO. 1998. С. 17.
20. Панарин А.С. Россия в цивилизационном процессе (между атлантизмом и евразийством). М., 1994.
21. Andrzej Nowak. Biedne imperium, czyli drugi Rzym // Europa. 08.09.2004.
22. Шишелина Л. Новые геополитические реальности и основные направления российской внешней политики. Москва, 1997. С. 11–34.
23. Не потому ли после 1917 г. РПЦ признала власть большевиков, при всем их откровенном богоборчестве, что они удержали эту «экуменическую» зону влияния?
24. Козакєвіч Є. «Східний вимір» Європейського Союзу // Економічний часопис-ХХІ. Kиїв, 2005. № 7–8.
25. В этом году предложенное Финляндией «северное измерение», охватившее страны Балтии, стало официальной концепцией ЕС.
26. Козакєвіч Є., там же.
|
|
Коментарі
Дописати коментар